Но я никогда не слышал, чтобы он жаловался. Я никогда не слышал, чтобы он роптал на Бога, обвиняя его в несправедливости. Те, кто знал его хорошо, догадывались об испытываемых им страданиях только по бледному лицу, глубоким морщинам вокруг глаз и резким выражениям. Те, кто его плохо знал, ничего не замечали»{18}.
После спасения экипажа PT-109 Кеннеди задумался о цели жизни, шанс на которую он снова получил благодаря необычному течению и состраданию меланезийских туземцев{19}.
Предотвращение новой войны стало главной мотивацией Джона Кеннеди для ухода в политику после Второй мировой войны. Когда 22 апреля 1946 г. в Бостоне Кеннеди выдвинул свою кандидатуру на выборах в Конгресс, казалось, что он скорее баллотируется от некоей «партии миротворцев», а не как член Демократической партии из штата Массачусетс: «Теперь мы будем формировать историю цивилизации долгие годы. Сейчас мы живем в мире, уставшем от горя, пытающемся залечить раны жесткой борьбы. Это ужасно. Но еще хуже то, что мы живем в мире, который смог высвободить чудовищную силу атомной энергии. Мы живем в мире, способном уничтожить себя. Нас ждут тяжелые дни. Самое важное, что мы должны понять, – это то, что день и ночь все имеющиеся у нас творческие и промышленные ресурсы должны работать исключительно на укрепление мира. У нас не должно быть другой войны»{20}.
Откуда у этого 28-летнего кандидата в Палату представителей в ядерный век такое видение мира?
После того, как Кеннеди ушел из ВМС по причине больной спины и колита, он принял участие в конференции в Сан-Франциско, на которой в апреле-мае 1945 г. была создана ООН, в качестве журналиста империи желтой прессы Уильяма Херста[4]. Позднее он сказал друзьям, что участие в заседании ООН и в Потсдамской конференции в июле помогли понять, что политическая арена «нравится вам это или нет, является местом, где каждый человек имеет наибольшую возможность предотвратить начало новой войны»{21}.
Однако то, что он увидел в Сан-Франциско еще до окончания войны, – это серьезный конфликт между военными союзниками. 30 апреля он предупредил своих читателей, что «предстоящая неделя в Сан-Франциско» станет «настоящим испытанием советско-американских отношений»{22}.
Борьба за власть, которую он наблюдал в ООН, побудила Кеннеди написать своему другу, с которым он служил на торпедном катере PT: «Когда думаешь о том, чего нам стоила эта война, а именно о гибели Сая, Питера, Орва, Джила, Деми, Джо и Билли, и том, что наряду с ними погибли тысячи и даже миллионы других людей, – когда я вспоминаю мужественные поступки, свидетелями которых были многие из тех, кто прошел войну, – очень легко почувствовать себя разочарованным или преданным… Мы были свидетелями боев, когда жертвовать своей жизнью было обычным делом, и когда я сравниваю эту жертвенность с трусостью и эгоизмом представителей стран, собравшихся в Сан-Франциско, неизбежно наступает разочарование»{23}.
В своей записной книжке Кеннеди сформулировал решение проблемы войны и указал на трудность его реализации: «Общепризнанно, что решением может стать всемирная организация с четким соблюдением законов. Но все не так просто. Если нет чувства того, что война – это наивысшее зло, чувства достаточно сильного для того, чтобы объединить нации, тогда практически невозможно создать подобный международный план»{24}.
«Нельзя навязывать политику сверху», – писал будущий президент своему другу. После чего он выразил пророческое, дальновидное мнение: «Мировой отказ от суверенитета должен исходить от народа – он должен быть настолько сильным, что избранные делегаты будут отстраняться от должности, если они не смогут это обеспечить… Война будет существовать до тех пор, пока человек, отказывающийся исполнять воинскую повинность по политическим или религиозно-этическим соображениям, не начнет пользоваться такой же репутацией и престижем, каким пользуется сегодня человек воюющий»{25}.
У Кеннеди были причины еще раз вернуться к этой мысли, когда он путешествовал по послевоенной Европе летом 1945 г. 1 июля в Лондоне он встретился за ужином с Уильямом Дугласом-Хоумом, бывшим капитаном британской армии, который был приговорен к году тюремного заключения за отказ стрелять по гражданским лицам. Дуглас-Хоум стал его другом на всю жизнь. Кеннеди написал в своем дневнике: «Доблесть на войне по-прежнему вызывает глубокое уважение. Еще далек тот день, когда люди откажутся от военной службы по соображениям совести»{26}.
18
Вступительное слово Роберта Кеннеди для книги John F. Kennedy, “Profiles in Courage” (New York: HarperPerennial, 1964), p. xii.
19
Меланезийцы помнили о нем, как и он о них. 25 сентября 1962 г. Барни Росс присутствовал на встрече своего спасителя с Соломоновых островов Бенджамина Кеву и президента Кеннеди в Белом доме. Увидев друг друга, они сердечно обнялись. Кеннеди также пригласил двух других спасителей навестить его, но, к сожалению, его убили прежде, чем они смогли встретиться. Hamilton, “JFK,” p. 602.
20
Цитируется по Helen O’Donnell, “A Common Good: The Friendship of Robert F. Kennedy and Kenneth p. O’Donnell” (New York: William Morrow, 1998), p. 48.
21
Kenneth p. O’Donnell and David F. Powers, “Johnny, We Hardly Knew Ye” (Boston: Little, Brown, 1970), p. 46.
26
“Prelude to Leadership: The European Diary of John F. Kennedy,” ed. Deirdre Henderson (Washington, D. C.: Regnery, 1995), p. 20.