– Знаешь, Дэн, я вот думаю о том, что всякое начало уже содержит в себе конец. Ну вот как сейчас – конец мая, начало лета, а я уже ощущаю дыхание осени.
– Да, я тоже думал об этом. Но мне кажется, это означает и другое, что конец должен содержать в себе начало.
– Ну да, конец – это начало. Начало конца. Но конец начала – это опять начало.
Они задумались над сказанным, пытаясь понять. Тихонов тряхнул головой, отгоняя наваждение.
– Короче, Дэн, плохо, что тебя не будет на последнем звонке. С кем ещё поговоришь о таких вещах!
– Да, мне и самому чертовски жаль! – хмуро кивнул он. – Так всегда, родители решают за своих детей, как будто лучше знают, что им надо! А мне теперь ходить в школу с какими-то жирными американцами…
– Почему жирными? В кино американки очень даже симпатичные.
– В кино все симпатичные! А кто в кино не попал, тот от ожирения страдает…
– Да ладно, Дэн, чего ты… Привыкнешь, станешь встречаться с какой-нибудь булочкой. Главное ж душа…
Они засмеялись.
– А я хотел бы туда съездить, – мечтательно сказал Тихонов. – Нью-Йорк, круто. Куча фильмов и книг об этом городе. Но только на месяц. Чтобы не всё лето торчать где-нибудь в Гарлеме…
– И я о том же.
– Тяжко мне тут придётся одному с этими остолопами…
– Да уж, ты не распускай училок, а то им волю дашь, и всё, пиши пропало.
– Ага…
– Чем вообще планируешь заняться на последнем звонке?
– Да уж чем на нём займёшься! Сексом, конечно.
Они заржали, и эхо ответило им, пробежавшись по пустым коридорам.
– А вообще, Дэн, займусь Гришиной. Что-то в последнее время я упустил её из поля зрения. А она мне нравится. Пожалуй, она – это единственное, что мне нравится в этой школе.
– Что ж, правильно! Хотя я думал, что тоже тебе нравлюсь, – кивнул Денисов. – Но и Гришина ничего.
– А с Петровой ты как? Попрощался слёзно? Или после романа с психологичкой она в пролёте?
Денисов поморщился.
– Да ты сам знаешь, Петрова же такая, легкомысленная… Ей помимо меня ещё вся школа нравится. Так что у нас с ней несерьёзно.
– Это хорошо, когда можно сказать девушке: «у нас с тобой несерьёзно!» Вот Серёгин не может. Ему Дуня Субботина сразу нос сломает.
Они опять заржали. Открылась дверь кабинета директора, и выглянула Юлия Фёдоровна. Она была в лёгком полупрозрачном платье, загорелая, улыбчивая.
– Ну что вы тут устроили? – спросила она. – Вся школа трясётся, так ржёте.
– Извините, Юлия Фёдоровна, больше не будем.
Она одарила их ласково-строгим взглядом, и закрыла дверь.
– Ох, какая женщина, – простонал Денисов, – на мою психологичку похожа.
– Только твоя психологичка раза в два старше, не раскатывай губу. Юлия Фёдоровна для тебя мелковата.
– А что такого, говорят, чем дольше выдержан коньяк, тем лучше.
– Ну ок, что ж ты тогда не идёшь знакомиться в дом престарелых? – сказал Тихонов.
– Всё, тихо, хорош ржать.
Но Тихонов не хотел тихо. Она надеялся, что она опять выйдет.
Последний звонок
Утро последнего звонка. Солнце затопило город по самые крыши и тихо плескалось, заливая подоконники. По пустынным улицам ползли разморенные пешеходы. Ещё так равно, но уже жарко. Конец мая – это лето в разгаре, даже больше, чем в июне. Газоны горят одуванчиками, копиями солнца. Тихонов любил одуванчики – пока они есть, пока они не превратились в пушистые старушечьи головы, ещё все впереди и осень нескоро.
Он шагал в школу уверенно. Он решил, что это будет особый день, который изменит его жизнь. С этого дня он возьмёт всё в свои руки, перестанет балбесничать, наладит отношения с Гришиной. Он бросит курить и пить. Ну, может, сегодня напоследок выкурит пару сигарет и выпьет запасённый портвейн. Да и как же не выпить – последний звонок всё-таки!
Конечно, без Денисова всё непривычно. Только сейчас, когда тот уехал, Тихонов понял, что других друзей у него нет. Так, были неплохие кандидаты. Серёгин, Массажин, Титяев. Но не совсем то, это, что называется, приятели, а не друзья. Друг – тот, с кем ты можешь говорить о личном и важном, и кто при этом тебя понимает. То есть, у вас одинаковый примерно уровень развития. Допустим, ты любишь читать книги и увлекаешься видеоиграми. Но твой «друг» ничего не шарит ни в том, ни в другом. Какой же он после этого друг? Вам и говорить-то вообще не о чем…
С Гришиной будет непросто, – думал он, шагая по замершей, как спящая змея, улице. – Она не любит читать. Общаться нам не о чем. Вопросы о смысле жизни её тоже не волнуют. Надо будет искать общие темы…