«Лидохасс» замер на ночной стороне огромной каменной глыбы весом миллиарды тонн. Осталось ждать несколько минут. Попытка у меня будет только одна.
Я старался не смотреть в сторону инерционных кресел, где, стянутые перегрузочными лямками, скалились в полутьму рубки кровавые ошметки. Тусклые влажные блики, не лица — маски. С берегов Стикса.
Сейчас… Сейчас. Надо приготовиться.
Я положил ладонь поверх считывающего сенсора, который должен был открыть бронестекло над гашетками аннигиляционных торпед. Четыре гашетки — четыре самонаводящиеся боеголовки, страшный заряд, способный уничтожить планету в два раза больше Земли.
Сейчас. Сейчас, ребята. По торпеде за каждого из вас и одну за меня. Сейчас. Ну! Ну же! Бронестекло не двигалось с места. От невероятной догадки вдруг перехватило дыхание, словно из рубки исчез весь кислород. Я покрылся холодным потом. Автоматика не работала. Все. Конец.
Я уже видел в своем воображении: вот между этих скал он вспухает над близким горизонтом подобно черному грибовидному облаку. Проклятье! В десантном мезонаторе есть «мутант», чтобы вскрыть бронестекло, но я наверняка не успею. Будь оно все проклято! — Я обхватил голову руками, — Ничего хорошего не могло выйти из этой экспедиции. Ни-че-го! И этот Шейхман — сволочь! Ублюдок! Он ведь знал, что нельзя посылать с нами женщину. Знал! Чего он хотел добиться? Случайных смертей? Будь ты проклят, Шейхман! Из-за тебя мы все погибнем. Все погибли!
Я ударил кулаком по бронестеклу. Кулак спружинил, а бронестекло вдруг скользнуло в сторону. В мгновенье ока я будто протрезвел. Все остальное произошло так быстро, что я едва успел нажать на «пуск». Только что на инфракрасных экранах горизонт был чист, и вот над силуэтами скал стремительно несется, обходя меня по спирали и продолжая тормозить, крохотный непрозрачный диск.
Он успел увернуться от трех из четырех торпед, хотя летели они не намного медленней луча света. Кроме того, произошло еще что-то. Даже единственная боеголовка разнесла бы его в пыль. Нет, не в пыль, превратила бы его в поток фотонов.
Вспышка на секунду ослепила экраны, а когда снова появилось изображение, огромная темная чечевица, утратив целеустремленность хищника, беспорядочно вращаясь, приближалась к астероиду. В центре нее остывала багровая воронка от взрыва, так что чечевица была похожа на черный вырванный глаз.
— Мы подбили его, ребята, — прохрипел я. Горло пересохло. — Мы подбили его!
Вдали полыхнули три вспышки. Это самоуничтожились остальные три торпеды.
15
Страж медленно приходил в себя. Для того, кто прожил миллионы лет, сорок часов не имеют значения, как мгновенье, как вздох. Одновременно с тем, как включились поверхностные анализаторы, его мозг очнулся, и Страж вспомнил. Его оглушили. Одна из четырех торпед попала в панцирь. Несмотря на фантастическую крепость внешней эмали, защищенной полем отталкивания, взрыв разрушил кристаллическую структуру внешних слоев, а ударная волна частично порвала полициклические связи нервной системы.
Страж попытался разобраться в своих ощущениях. Дублирующие системы работали удовлетворительно. Страж обшарил анализаторами пространство. Он по-прежнему находился в поясе астероидов. Корабль, который он преследовал, завис над ночной стороной Чарры на высоте тысячи километров. Страж чувствовал внутри него движение живой органической субстанции, с бессмысленным упрямством цеплявшейся за жизнь. Что двигало ею? Страх смерти? Стражу было все равно. Страх смерти был для него отвлеченной математической абстракцией. Как и любопытство.
Что ж. Двигатели отозвались на приказ нарастающей тягой, и глухая боль прокатилась внутри Стража — ранее неизвестное ему ощущение. Однако, если взрыв как-то и сказался на ходовых качествах, внешне это было не заметно. Что ж. Через час все будет кончено…
Я заметил его, как только он вышел из пояса астероидов: тусклая точка, похожая на сошедший с ума метеор, рванувший против общего потока. Летел он, как и прежде, с взрывоподобным ускорением.
У меня больше не было сил ни бояться, ни проклинать. Я уже перешагнул барьер обычных человеческих эмоций. К этому времени мной владела только безмерная усталость. Я похоронил свой экипаж в поясе астероидов и с трудом дотянул «Лидохасс» до стационарной орбиты вокруг Чарры в надежде, что меня подберет следующая экспедиция, обещанная Шейхманом. Больше «Лидохасс» ни на что не годился. Ни защищаться, ни подать сигнал о помощи, ни тем более разогнаться до сколь-нибудь приличной скорости он не мог. Осталось только ждать. Помощи. И вот и эту возможность у меня отбирали. Мой последний шаг был плодом отупевшего от безысходности контуженого мозга. Безусловно, если бы я был в состоянии трезво проанализировать свою идею, я бы отбросил ее, как совершенно безумную и через час умер наверняка даже не почувствовав боли. Или какое-то гипнотическое наваждение гнало меня вперед?
Идея заключалась в следующем. Оставить звездоскаф (не для того, чтобы обмануть Стража, его такими фокусами не проймешь, а чтобы хоть чуть-чуть задержать его) и на мезонаторе погрузиться в океаническую воронку, пока она никем не охраняется. В какую часть Вселенной меня вынесет — неизвестно. Если Страж оставит преследование, у меня будет время сориентироваться с помощью кибермозга мезонатора.
Дальнейшее я представлял себе смутно. Возможно: а) попытаться активизировать один из наименее поврежденных кораблей из паноптикума Стража и уйти на нем дальше к известным обитаемым мирам (план мой основывался на том, что на корабли эти Страж уже давно не обращает никакого внимания), б) попытаться еще раз «атаковать Стража и подняться навстречу спасательному звездоскафу, в) закончить свою жизнь Робинзоном, при невозможности осуществить пункты а и б, питаясь консервами из мезонатора.
Я покинул «Лидохасс» без сожаления. Когда я входил на мезонаторе в океаническую воронку, он был уничтожен.
Мой мезонатор провалился под звездное небо, оставив за собой расходящиеся, дробящиеся волны призрачного отражения, как круги на поверхности невидимой воды. На миллионы километров вокруг — никаких признаков подбитых инопланетных кораблей. Вообще ничего, даже малейшего обломка! А сзади уже напирал, протискивался в адскую нору Страж.
Я ясно понимал, что это конец, но остановиться уже не мог. Я начал разгон мезонатора с максимальным ускорением к ближайшей звездной системе, к границам которой я смог бы добраться лет так через триста при благоприятном стечении обстоятельств.
Стражу не составило труда понять, что произошло. Простой расчет показал: нет смысла бросаться в погоню за крошечным кораблем. Энергозащищенность его такова, что хватит залпа минимальной силы.
Последнее, что я запомнил — наливающееся зловещим светом крестообразное пятно на панцире Стража, а впереди… Господи! А впереди совсем близко — знакомый треугольный силуэт с металлическим отливом несущейся навстречу женщины-птицы!
Я до сих пор не могу отделаться от чувства, что она хотела защитить меня. Почему?
Воскрешая раз за разом эту картину, мне начинают чудиться знакомые черты в ее лице, хотя я знаю, это чепуха. Лицо ее с такого расстояния я не мог рассмотреть никак.
16
Очнулся я от яркого света, бьющего сквозь сомкнутые веки. Голова раскалывалась от боли. Я лежал в траве. Где-то рядом накатывался на берег прибой. Жарко. Пахло летом: солью, озоном, нагретой землей и еще чем-то незнакомым, запахом незнакомой планеты, к которому обычно позднее привыкаешь.