- Да, вы правы. Я много врал. С самого начала врал. До конца врал. До последней минуты.
- Я это уже всё знаю…
- Но теперь я хочу говорить правду.
- Я её отлично слышала, - они посмотрели друг на друга. Щелканье и барабанная дробь пальцев звучали дуэтом.
- Я люблю тебя, Нора. – весь шум прекратился разом, одновременно. – Обман состоял именно в том, что я не мог признаться в этом. Даже себе. Никому. Потому что ты была права, и я трус. Трус, который влюбился, возможно, с первого взгляда, и придумал сотню способов, как заставить себя отнестись к тебе легкомысленно и не думать о тебе, но всё пришло к тому, к чему и должно было. Как бы я ни испугался возникших чувств, желая избавиться от них, они меня настигли. Я люблю. То, чего я всегда боялся случилось, и, как странно, страха больше нет. Я боюсь только одного: что ты никогда не простишь моей трусости и не поверишь мне больше ни на минуту.
- Ты достаточно благоразумен, чтобы понимать это без моих слов.
- Однако, вопреки тому, что я понимаю, я продолжаю чувствовать. Я люблю тебя, Нора и…
- Ты слишком много раз это сказал, - повела она носом и отвернулась к окну. – То, что ты лизал, сейчас слипнется.
- Я в курсе, что тебе нравятся более решительные мужчины, те, что способны на поступки, а не пустословы. Но продемонстрируй я свою любовь действием сейчас – нас выгонят из университета, обоих, - Нора всё-таки улыбнулась и он, расслабившись, повторил это за ней.
- Я уезжаю в Италию, Кюхён. Это бесповоротно.
- Италия – не другая планета. Ты вернешься.
- А если нет?
- Я приеду.
- Мне не нужны неприятности ещё и там.
- А если уравновесить приятностями? – молодой человек выжидающе смотрел, когда к нему снова повернутся, но Нора застыла, всё ещё отстраненная, хоть и слегка подобревшая. – Знаешь Пизанскую башню? У меня на неё планы.
- Кюхён, - женщина повернулась к нему, но лучше бы не делала этого. Вместо тепла и надежды в ней было что-то чуждое, что-то, чего ему по-прежнему было не понять. – После первой боли в своей жизни я не могла прийти в себя десять лет. Да, мне казалось, что я давно забыла обо всем, но моя жизнь говорила совсем о другом. Теперь, когда всё повторилось… не думаешь же ты, что я раскрою тебе объятья и забуду обо всем за один день?
- Я надеялся, что ты отойдешь за пару часов, - сыронизировал Кюхен.
- Ты набрался у меня несмешного юмора, - Нора приподняла один уголок рта вверх. – Я не знаю, когда смогу вновь… вновь смогу быть собой. И принимать судьбу в любом виде. Я хочу уехать и не видеть тебя, потому что даже боль от разлуки не будет такой сильной, как боль недоверия и разочарования, которые сейчас во мне множатся.
- Какой бы ты ни была – ты всегда будешь собой. И я всегда буду… ну вот, напугала меня, и я не могу в очередной раз произнести слова, которое из меня несётся, будто плотину прорвало. Сколько же его во мне накопилось! – Кюхён печально ухмыльнулся. – Ещё бы – никогда в жизни не произносил…
- А я всегда произношу его не к месту, - Парень и женщина, двое напротив друг друга, те, о ком мало бы кто подумал, что они найдут между собой что-то общее. Но в них было столько общего, что оно было одновременно и плюсом и минусом, притягивало и отталкивало, не понимая, что это не знак сложения или вычитания, а равенство, двумя тянущимися друг к другу нитями привязывающее людей. – Я слишком принимаю всё к сердцу. Мне нужно ожить вдали от тебя. Возможно, за это время мы оба забудем друг о друге.
- Не знаю, сколько времени пройдёт, прежде чем меня заинтересует другая… не исключено, что этот момент когда-нибудь наступит. Но что я могу гарантировать, так это то, что я буду искать в ней тебя, - Кюхён протянул руку, но Нора отодвинула свою.
- А я хочу разучиться искать что-либо.
- А я пока что научусь ждать.
- Неизвестно чего и сколько?
- Дай мне какой-нибудь знак, когда почувствуешь, что сможешь простить.
- Знак? – Нора поднялась, начав собирать свой портфель. – Если он нужен будет, то это будет знаком судьбы.
Около года спустя…
Кюхён в выходной день потянул с собой Сонмина пройтись по Каннаму. Погода выдалась солнечная, и темные очки на их носах смотрелись очень уместно. Улочка, полная магазинчиков и бутиков, наполнилась народом, и в нем легко затерялись знаменитости, желающие, чтобы их не тревожили.
- Знаешь что? Я давно не покупал себе чего-нибудь почитать, - Кюхён остановился у книжного и, прочитав вывеску, кивнул на дверь. – Пошли, зайдем.
Молодые люди очутились там, где можно было не бояться суеты. Читающих год от года не прибавлялось, а те, кто любил книги, обычно были сдержанными и воспитанными. Среди прилавков и стеллажей, Кюхён ощутил дуновения рая. Сонмин без интереса косился на полки, даже не вчитываясь в названия книг.
- Так, тут хрень, тут хрень, - ведя рукой вдоль корешков, но не касаясь их, маннэ удалялся от любовных романов и современных детективов. – Нужно что-нибудь серьёзное…
- Психология и медицина? – указал друг на противоположную стену.
- Неплохо, - вгляделся Кюхён. – Но медицина мне ни к чему, конечно. Что там ещё? Раздел философии, социологии…
Парень замолчал, произнеся это слово. Товарищ рядом не мог и представить, о чем он сейчас подумал. Остекленевший под стеклами очков взгляд с тоской перечитывал буквы на табличке, прикрепленной к шкафу. Социология. Неосознанно добредя до неё, Кюхён тронул среднюю полку, любовно шевеля губами: Вебер, Дюркгейм, Конт, Маркс, Леви-Стросс… на этаж выше, на верхней, надвое сложенный листок, распечатанный на принтере, гласил «новинки». Молодой человек окинул взглядом фамилии, которые ничего ему не говорили, и вдруг замер. Ему показалось? На боку монографии было четко написано Чхве Нора. Едва ли не трясущейся рукой вытянув книгу в свеженьком переплёте, Кюхён осторожно развернул её к себе лицом. «Эгоизм и амбиции – трагедия человечества». Ему показалось дважды? Если это та Нора, о которой он подумал, то её труд должен был называться совсем по-другому…
Кюхён открыл первую страницу и внедрился в аннотацию: «Докторская работа нашей соотечественницы и современницы, уже известной на Западе, поведает о равенстве полов и том, каким образом люди совершают ошибки…». Кюхён закрыл глаза, помотав головой. Равенство полов? Неужели? Возможно ли? Он разомкнул веки и посмотрел на страницу напротив аннотации. Сердце дрогнуло от слова «Посвящение». С суеверным страхом посмотрев ниже, он, по слогам и даже буквам, разбирал не доходящие до него сразу слова: «За создание этой работы я благодарю человека, подарившего мне надежду и научившего меня любить жизнь настоящую, а не выдуманную. Научившего меня любить. И прощать». Споткнувшись на ровном месте, Кюхён едва не завалился на шкаф, но его подхватил Сонмин, подошедший как раз вовремя.
- Ну что, покупаешь что-нибудь, или идём дальше?
- Покупаю… - рассеяно произнес парень и, улыбнувшись, как ударившийся головой, радостно посмотрел на друга. – Я покупаю билет в Рим, Сонмин. Идём быстрее, мне нужно собрать хоть какие-нибудь вещи!