- Почему, почему ты не приходил... так... так долго,- зашептала она и прикоснулась губами к золотой рубахе прикрывающей грудь Зиждителя.- Отец! Отец! Я так... Так истосковалась... Мне так плохо... больно... мне больно, Отец!
- Что ты, что ты девочка моя,- Небо сие не говорил, он, похоже, токмо выдыхал слова, и, обнимая Владелину, прижимал к себе ее вздрагивающее тельце.- Моя драгоценная, милая девочка. Умиротворись! Остынь! Моя девочка, мой любезный малецык.
Это было не веление, а просьба... И в каждом слове плыло столько тепла... столько любви... Они обнимали девочку, как руки Небо... Они снимали тоску, приносили успокоение, уменьшали давление в груди и неудержимое томление в голове.
- Я рядом... Всегда буду подле, коли ты только того пожелаешь... Умиротворись! Остынь!- продолжал успокоительно говорить Небо, зримо обеспокоенный волнением юницы.
Владелина и не заметила, как оказалась на теперь уже и вовсе безразмерном кресле, на оный она опустилась вместе с Богом. Ее голова покоилась на его груди, и Небо ласково обнимая отроковицу одной рукой, другой гладил вьющиеся волосы и иноредь прикасался губами ко лбу. Непостижимым образом и то впервые мгновения, не примеченные юницей, Зиждитель уменьшился в росте. Ноне став не на много выше Вещуньи Мудрой и вместе с тем стал единожды таким близким, родным, видимо выместив и Выхованка, и царицу, и даже Огня.
- Отец,- отроковица даже и не осознала, почему и когда стала величать так старшего Раса.- Почему все эти годы ты не позволял мне к тебе прикоснуться... Знал бы ты как я этого жаждала... как страдала от твоей холодности... мучилась. Мне было плохо и больно, а ты... ты словно не замечал меня... не интересовался... не ощущал моей смури, тоски. А теперь... теперь,- захлебываясь словами шептала Влада, хороня свое лицо в складках золотого одеяния на груди Бога.- Ты разрешишь мне иногда к тебе приходить... К тебе... К моему Отцу... Хочу видеть тебя, хотя бы когда-нибудь.
- Как только пожелаешь, как только появится томление, беспокойство,- наконец глас Небо прозвучал, как и положено божественному, мощно, насыщенно, вроде ударившись об округлый свод залы так, что вызвал легкое дребезжание его, резво при том всколыхав али вспенив пышнотелые, голубо-белые облака.- Я всегда тебе буду рад. Всегда. Моя девочка, маленькое, бесценное Творение.
Бог сызнова наклонился к Владелине, приблизив к ее лбу свои губы, обрамленные вьющимися, плотными кучеряшками, золотых усов, и едва слышно, что-то молвил. И немедля широкая улыбка озарила лицо юницы, отчего резко подкатились под веки ее глаза и она точно вошла в транс, малозаметно затрепетав всем телом, каждой его частью, клеточкой и малым волоском, а затем вроде как обмякнув.
- Ты всегда сможешь прийти... Даже если не будет томления, а просто захочется меня увидеть, поговорить,- полюбовно проронил Небо, маленько погодя, когда девочка вновь обрела себя.
От той медлительной речи Зиждителя напитанной теплотой наполнялась и вся сама плоть Влады нескончаемым счастьем, которое, похоже, могло поднять ее ввысь к своду залы, прямо к бело-голубым пухлым испарениям.
- Почему ты не приходил ко мне раньше, Отец?- вновь спросила слабым, утомленным голосом девушка, судя по всему, не воспринимая того, что уже спрашивала об этом.- Ты не знал, что я тоскую? Не знал, что я твоя?
-Да, не знал... не знал, моя дорогая, любезная девочка,- немедля ответил Бог и прижался к макушке отроковицы своими губами, отчего она сызнова судорожно дернулась, вроде ее бил озноб.
- Это лопасты и видение,- с горячностью и радостью от отцовской близости протянула Владелина.- Видение тебе подсказали, да? И ты понял, что я твоя?
-Да! да! твое видение,- Зиждитель, беспокоясь за охватившее юницу волнение, кое не только вырывалось из нее дрожью голоса и тела, но и явственно зримой утомленностью, теперь стал предугадывать ее вопросы и начинал отвечать задолго до того, как она затихала.- Ты закричала, так громко, моя радость, что я услышал... Услышал твой зов, твою тоску и боль. Я услышал мою драгоценную девочку... бесценное Творение... совершенное Творение!
- Хорошо, как хорошо, что лопасты на меня напали,- обмолвилась Влада и наново повертав голову поцеловала золотую рубаху, а вместе с ней и грудь Небо.- Так хорошо, что я узрела видение. Иначе бы... иначе Отец я вскоре умерла от тоски по тебе.