-Тебе надобно утишиться... отдохнуть, поколь меня не будет. Ты вельми ослаблен,- добавил Перший все тем же ласковым голосом и днесь он звучал не бас-баритоном, а вроде переливался серебряными струнами журчащей воды.
Кожа на лице Седми, сызнова побелев, затеплилась изнутри золотым сиянием, а Перший все поколь продолжал гладить его волосы, словно голубя там каждую прядку, вскинувшуюся из-за пляса искорок по ним. В мочке левого уха Раса ярко замерцали махими капельками бледно-синие сапфиры, украшающие ее по всему окоему, несомненно радуясь близости старшего Димурга.
- Отец, если Родитель позволит тебе вступить в соперничество за лучицу,- произнес Седми уже более спокойным тембром своего высокого звонкого тенора, все поколь будучи в объятиях Димурга.- Небо просит воздержаться о заявлении тех прав. Он хочет проучить Асила и не дать ему возможности прикоснуться к лучице.
- Это не надобно делать... зачем, мой милый?- тотчас отозвался Перший и по лицу его пробежала тонкая рябь, будто скрутившая их черты корчей.- Зачем так поступать к Асилу?
- Также как Асил когда-то поступил в отношении Круча с нами, в частности со мной, Отец,- обидчиво дыхнул в направлении Першего Седми и тягостно дернулся, словно жаждая вырваться из удерживающих его объятий.- Прошу тебя, Отец... Прошу. Разве я часто о чем тебя прошу. Пусть Асил на себе испытает то, что когда-то пережил я.
Перший еще плотнее прижал к себе Раса так, что лицо последнего и склоненная голова вроде вдавились в его плечо, и замер... Лишь пару мгновений в зале царила тишина, а после по лицу Димурга легкой зябью пробежало золотое сияние, и выплеснулось на полные губы, оные самую малую толику изогнулись в улыбке, так словно Бог принял для себя какое-то решение, али нашел выход из создавшейся неприятной для него ситуации.
- Все... все мой бесценный... пусть будет, так как ты просишь, мой малецык,- по любовно отозвался Перший и нежно поцеловал Седми в правый висок.- Хотя мне не приятно думать, что вы начинаете свару с Асилом... Да и потом как только я побываю у Родителя, и Он укроет лучицу, вы будете обязаны сообщить Асилу, что родился новый Бог. Не допустимо скрывать его от иных печищ, то не благостно скажется в первую очередь на самой лучице... надобно плоть показать всем Зиждителям.
- Мы обязаны показать плоть, да,- изрек Седми, и, вздев голову, воззрившись в лицо Першего, широко ему улыбнулся.- Мы и покажем, а после ты заявишь права на противоборство.
- Вы хотите облыжничать Асила,- теперь явственно прозвучало огорчение в голосе Димурга, и малозаметно колыхнулись его губы, выражая тем недовольство.
- Как тогда он меня...- досадливо дернулся Седми, похоже, не в силах спорить с Димургом и единожды не желая ему уступать.
Перший это состояние Раса уловил, и ласково оглядев его все лицо, подолгу останавливаясь взором на каждой черточке, губах, очах, носу, тем самым вероятно оглаживая, целуя али любуясь им, согласно молвил:
- Пусть будет так как ты хочешь... Небо знал, кого надо присылать... и кому я не с могу отказать в просьбе, хотя я и против этого. Если Родитель меня простит, я сделаю как просит Небо... Стынь,- позвал Перший своего младшего сына, и немедля из зеркальной стены выступил, словно дотоль укрывавшийся в ней иной Димург.- Мой милый малецык, доколь останешься тут без меня, под присмотром Седми, пока не возвернется Вежды. Я ноне пошлю ему зов, чтобы он прибыл и побыл с вами, мои любезные сыны.
Перший еще раз провел перстами по пшеничным волосам Седми, возвращая им, как в целом и самому Богу, их цвет, сияние, и ровность. Только засим старший Димург выпустил Раса из объятий, медленно направившись в сторону стоящего Стыня, весьма высокого и мощного в плечах Зиждителя. У Стыня была такая же темно-коричневая с золотым отливом кожа, удлиненные в соотношение с туловищем конечности. Покато-уплощенная голова, поросшая мельчайшими, точно пушок завитками курчавых черных волос. На его овальном лице, напоминающем яйцо, где область подбородка была уже, чем лоб поместился широкий, плоский нос, толстые, можно даже сказать мясистые губы и крупные раскосые черные очи, как и у Першего почти не имеющие склеры. Обряженный в серебристую рубаху, долгополую и без рукавов, с глубоким округлым вырезом по вороту, младший из Димургов был обут в серебряные сандалии с загнутыми кверху носками, к подошве которых крепились белые ремешки, охватывающие по кругу на три раза голень. На Стыне имелось множество украшений, так на груди его висело широкое ожерелье из яркого фиолетового аметиста, лавандового жемчуга и серебряных вставок меж них. Оно опоясывало шею и спускалось по груди тремя ветками на концах, которых поместились насыщенно синие крупные аметисты. Также богато были увиты браслетами и руки Бога, от запястий до локтей столь плотно, что не просматривалось самой кожи. То были платиновые, серебряные и золотые браслеты с вкраплениями аметистов на правой руке и лавандового жемчуга на левой. На больших, оттопыренных ушах Стыня, по всей поверхности ушных раковин и на самих мочках, просматривались красно-фиолетовые, буро-марные со стеклянным блеском бериллы. Еще более крупный берилл был вставлен в густую, прямую, черную бровь, перед самой переносицей.