Моя Валя за Ильича даже обиделась
– С чего вы взяли? Каким таким боком?
А он улыбнулся с хитрым Ленинским прищуром :
– Ну, во-первых, как вам, несомненно, известно, Ленин – это псевдоним. Фамилия у него Ульянов, русская, не подкопаешься. Но это ничего не значит. Ленин еврей по маме. Имеются проверенные сведения.
А на площади по случаю праздника было еще достаточно народу. А где народ, там и стражи народа. Видно, услышали или просто приметили в таком месте нетрезвого человека. Подходит к нам лейтенант и говорит Саше:
– Пройдемте, гражданин.
Я, конечно, заступаюсь за Сашу. Мол, товарищ праздник отметил. С кем не бывает. Мы его сейчас домой доставим. Лейтенант говорит.
– Доставляйте прямо сейчас. Вы не доставите – мы его доставим, и не домой.
А Саша взъерепенился.
– Ты знаешь, кто я такой? Повернись и протри глаза, мой портрет на стене почета. Я – почетный гражданин.
– Во-первых, вы мне не тыкайте, – говорит лейтенант, – А во-вторых, ведите себя, как подобает.
– А чем я веду себя, не как подобает? Тем, что сказал, что Ленин – еврей? Так это так и есть.
– Вы тут антисоветскую агитацию не разводите, – лейтенант говорит, не повышая голоса, но мы все знаем, чем пахнет антисоветская агитация. А Райхельсон разбушевался.
– Антисоветская? Я за эту страну кровь проливал. Вон мой портрет на доске почета. Посчитай ордена. А Ленин еврей. Из песни слова не выкинешь. Не нравится? Не подходит? Вас этому в школе не учили?
В это время, на самом интересном месте Вениного рассказа, что даже Сергей слушал, зазвонил его мобильник. Звонила Лариса.
– Ну что ты? Обстановка может измениться.
–Надеюсь, что недолго, – нарочито громко произнес Сергей, чтобы остальные поняли, что он торопится.
– А кто это там у тебя говорит, что Ленин еврей.
– Есть тут один великий историк, – сказал Сергей, и отошел от Вени подальше,– Не обращай внимания. Скоро буду.
– Ты с каких пор на историю набросился?
– Да это так. Не обращай внимания.
– А что у вас там за сборище? Ты где вообще? Смотри, сейчас этих липовых историков развелось, как саранчи,
– Я чувствую, что дело пахнет керосином, – продолжал Веня,– Товарищ лейтенант, – говорю, – Я его до дому доведу. Ручаюсь. Но я же не могу такого дядю, тем более почетного гражданина, на руках нести.
– Ладно, вас я знаю, – говорит лейтенант, – Вы – сапожник. Но только если я этого почетного гражданина через пять минут тут увижу, пусть пеняет на себя.
Тяну я, значит, Райхельсона подальше от памятника. А он упирается. И разозлился, на меня
– Что же выходит? Тебя, сапожника, он знает и уважает. А меня, члена горкома, почетного гражданина – нет. Я, столько лет отслужил верой и правдой! И теперь слова не могу сказать? Если ты сапожник, значит, тебе – пожалуйста. А меня – в милицию? Я что ли виноват, что у Ленина мать еврейка?
Тут Веня замолчал, хлебнул из своей фляжки, задумался, словно картина с Райхельсоном у подножия памятника Ленину предстала перед его глазами.
Вот и получается, что в некоторых, редких случаях, сапожнику больше веры, чем почетному гражданину. Чувствую, он на Валентину больше реагирует. Я ей – уговори его, пусти в ход женское обаяние. И она, пускает. Берет Райхельсона под руку, и говорит, что оступилась, нужно на лавочку присесть. А лавочек около Ленина нет. И она, хоть опирается на его руку, выруливает назад, к его дому. А я сбоку. И Александр Моисеевич забывает про лейтенанта, доску почета, Ленина и меня. Моя Валя садится на лавочку в сквере, считай, почти под его балконом. Райхельсон присел перед ней, рвется прощупать ей голеностоп, что-то лепит про ахиллесово сухожилие. Валентина убеждает, что я как сапожник, лучше понимаю в голеностопах, а Райхельсон смеется. Он полковник – пехотинец с сотнями марш-бросков за спиной на голеностопах собаку съел. И я подозреваю, что голеностоп – это прелюдия. Я его предупреждаю – Александр Моисеевич, полегче на поворотах. А у него слух отключился, все ушло в осязание. Что делать? Бежать за его женой? Гляжу на балкон, а она как раз там. Мудрая женщина. Вышла оглядеть окрестность и проверить, что там ее Сашок вытворяет. Я ей машу: спускайтесь. Она поняла мгновенно. Легко сказать – спуститесь с ее то весом. А потом еще нужно подняться. Но ради такого случая, когда родимый супруг прощупывает голеностоп посторонней дамочке, спустилась. И застигнутый на месте преступления, Саша оробел.
Веня замолчал. Молчали и слушающие.
И что потом? – спросил Леня, -.
А потом суп с котом – произнес Веня, указав на могилу.
Прибила, что ли? – удивился Леня.
Зачем же так. Нет, он еще не один год на трибуне орденами сверкал. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Жил человек, на доске почета висел, на баб заглядывался, голеностопы щупал. И бац, инфаркт. Отчего, почему – это тайна, покрытая мраком. Мария Абрамовна, схоронила мужа, уехала к родне на Украину. Закончилась эпоха Райхельсона в нашем городе.