Она щелкнула пальчиками, и её облик сменился: броская, чуть вульгарная красота уроженки Южных Гор сменилась анемичным тонкокостным обликом Аниного парадного костюма — Марисоль. Взгляд принца стал одновременно изумленным и цепким.
— Магия иллюзий высшего порядка…. не думал, что она здесь подвластна кому-то, кроме меня.
— Возможно, вы удивитесь, но у вас нет монополии на знания, — не смог смолчать Сан, который очень болезненно относился к этому вопросу. Неудивительно — довольно сложно быть одновременно могущественным колдуном и сыном чистильщика отхожих мест; такие вещи, хочешь или нет, заставляют особенно рьяно бороться за равноправие.
— Но зачем нужна эта маска? Вы же на самом деле… — тут высочество запнулся, явно не желая говорить "красивей". Ана закатила глаза.
— О, сама знаю — полная безвкусица, но что поделать, тут же речь не о роже как таковой. Просто, знаете ли, Марисоль — это идеальное попадание в хотелки нашего почтенного ректора: она выглядит, как типичная жертва, в меру умна и в меру глупа, девственница, боится его и проявляет мазохистские наклонности. Для людей его типа — чистой воды торт. Не думаете же вы, что меня просто так в группу один перевели?
— Вас могли бы попасть туда за могущество и характер…
— И тут же стать мишенью для потомственных колдунишек и, главное, их родителей, почуявших возможного конкурента для их чад? Зачем мне такое счастье-то?
В глазах прекрасного (точнее, симпатичного; не важно, не о том думаю!) зажглось восхищение вперемешку со странным сомнением. Он внимательно оглядел присутствующих, словно вдруг начал по-новому понимать нас. А, может, и впрямь начал?
— А что потом? — вдруг спросил Мер; остроухий выглядел одновременно смущённым и огорчённым, будто услышанное ему претило. — Когда он узнает, кто вы на самом деле?
— А он и не узнает, — весело сверкнула глазками Ана, — На последнем курсе между ним и Марисоль, наконец, все состоится; она перестанет быть для него загадкой, начнёт бегать за ним, надоедать капризами и хотелками, превратится из неземного видения в реальную женщину. Так и выйдет, что он бросит её, несчастную, как раз перед выпуском.
— И вы не думаете, что он, возможно, любит вас?
Я сдавленно фыркнула — полукровка, как всегда, в своём репертуаре. Остальные присутствующие тоже развеселились, даже принц, потому что наш ректор и любовь — да ладно! Только Ана посмотрела на Мера в ответ серьёзно.
— Нет, — сказала она, — Как бы он любил того, кого вообще не знает? В этом прелесть чар обольщения вроде тех, которыми пользуемся мы с его высочеством: они показывают лишь то, что объект хочет видеть. А это так легко — полюбить свою фантазию… Куда легче, чем живого человека.
— И вам не кажется это, не знаю, подлостью? — гнул эльфик свою прямую линию.
— Нет, — улыбнулась Ана, — Ещё чаю?
— Спасибо, не стоит, — покачал головой полукровка, а я подумала — ой, не помешает остроухому ещё одна мозгопрочистительная беседа! И в этот раз подобрать надобно подходящий вантуз, потому что я не позволю презирать моих дру… союзников. Коль уж решил посмотреть на наш мир, то нечего воротить нос — принимай нас такими, какие мы есть! Потому что не без причин мы такие — каждый из нас.
— Держи, — вдруг буркнул Сан, протягивая мне исчерченный знаками листок, — Тебя в любом случае ещё участвовать в показательных боях заставят, и слабой теперь не притворишься, так что пригодится.
Я быстро взяла схему и свернула: наш гений ерунды не посоветует. Принц проводил наши манипуляции задумчивым взглядом, но говорить ничего не стал — как минимум, до поры.
— Что же, — хихкнул профессор Бал, отвлекшийся, наконец, от содержимого собственной чашки, — Это познавательно, детки, но мой любимый зверинец сам себя не почистит. Дени, ты привела этих молодых людей, вот и покажи им, что там да как!
Я едва удержалась от того, чтобы скривиться. Вот ведь спасибо!
— Признайте, вам просто хочется повеселиться за наш счёт! — вздохнул принц со страдальческим видом.
Профессор в ответ предсказуемо захихикал:
— Да я постоянно веселюсь за ваш счёт, потому что вы у меня диво какие забавные, хоть слёзы гордости утирай! Но растения одним смехом не пересадишь, и зверинец не почистишь. Между тем, цикличный и монотонный труд в качестве части воспитательного процесса здорово недооценивают. Вот, предположим, одолевают учеников проблемы собственного неоспоримого величия, чрезмерной важности и просто несовершенства мира — что тут поделаешь? Это в определённом возрасте, можно сказать, симптом, а некоторые так и вовсе не перерастают эту проблему. А так все замечательно! Никто тебя не понимает? Пересаживай венерины мухоловки, все тысячу сто сорок три; примерно на девятисотой точно почувствуешь с ними духовное родство. Не знаешь, куда девать могущество? Почисти иглы ежу мардафи, рядом с которым невозможно использовать никакую магию. Сразу поймёшь, что в этом мире присутствуют вызовы, на которые ещё нет ответа. Ну, и так далее: полагаю, вы уловили динамику моих мыслей. За работу! Не зря же я покупаю вам печенье?