Клюева Варвара
Зачёт
Милена Рузская, декан юридического факультета Школы для принцесс, магистр права и руководитель практики по предмету "Судопроизводство" (она же – Милочка Клёмина, домохозяйка, писательница и попаданка, угодившая как кур в ощип в мир собственного сочинения), неловко семенила по обледенелому мраморному полу портика и, подслеповато щурясь, вглядывалась в темноту школьного двора, слегка разреженную светом трёх фонарей. Один из фонарей – тот, что поярче, – держал привратник, стоявший у подножия лестницы в компании гонца от судейских, два других – крошечных – отсвечивали от лаковой поверхности торца громоздкого экипажа. "Хвала богам, подали карету!"
Узел, скрутивший Милочкино нутро по случаю экстренного ночного вызова на место преступления, немного ослаб. Поездка в карете позволяет сохранить хотя бы видимость собственного достоинства. В седле, несмотря на регулярные изнурительные занятия, коротконогая пухленькая попаданка до сих пор держалась с грациозностью поросячьего чучела. И тот факт, что едва ли кому-нибудь придёт в голову набить чучело поросёнка и усадить его в седло, сути дела не менял.
– Приветствую вас, ваша мудрость! – Привратник свободной рукой ловко подхватил спустившуюся Милену под локоток. – За их высочествами уже послали, ждём с минуты на минуту. Не знаю только, что передать на конюшню. Скольких лошадей седлать-то? Господин сержант вон ругаются, говорят, что вовсе не нужно, но статочное ли дело, чтобы принцессы – и без свиты?
Гонец что-то неразборчиво пробормотал. Переспрашивать Милочка не стала: она и без того прекрасно отдавала себе отчёт, что указ королевы Ринары, обязавшей судебных чиновников подключать к процессу судопроизводства практиканток-принцесc, вызывает у слуг её величества чувства, далёкие от восторга. Лучше задать вопрос по существу.
– Что случилось?
– На постоялом дворе, что при въезде в Западные ворота, подать с двух телег обратилась в сор, – хмуро доложил сержант. – Вместо серебра с пушниной во всех мешках и тюках – битая черепица и пакля. По всему выглядит, что дотвари набезобразили, но хозяин двора клянётся и божится, что вчера вызывал жрецов, и они честь честью обрызгали дом, двор и все службы наговорённой водой. За жрецами послали, но толку-то? Они ж не безумцы – с окраплением халтурить. И хозяин наверняка не врёт. Он о прошлом годе пожадничал, заказал только дом обработать, а потом выплатил постояльцу, которому в Дотварью ночь в сортир приспичило, виру впятеро больше, чем стоит полный обряд.
Милена кивнула. В объяснениях относительно дотварей и виры она не нуждалась. Мифология и законы мира, который она назвала Пананией, были её изобретением.
По велению её фантазии, Пананию породили боги-супруги – Элета и Халал. Элета защищала всё живое, покровительствовала землепашцам и животноводам, садовникам и лесникам, травникам, лекарям, натурфилософам, матерям, детям, воспитателям, роженицам, акушеркам. Халал курировал неживую природу и переход из живого в неживое состояние, опекал ремесленников, воинов, законников, мытарей, палачей и прочих мужей, состоящих на государственной службе. Как и положено супругам, боги иногда ссорились, что весьма плачевно отражалось на судьбах мира. Дабы оградить детище от последствий родительских дрязг, божества поделили время своего владычества. Халал правил миром зимой и летом, Элета – весной и осенью. По восемь лунных месяцев каждому. Но год на Панании, помимо шестнадцати месяцев, насчитывает ещё несколько часов, которые божества поделить не смогли. Поэтому одна ночь, отделяющая осень от зимы и старый год от нового, осталась "бесхозной".
Именно в эту ночь Пананию наводняли дотвари – существа неведомой природы, возникшие неведомо как ещё до акта Творения. Их цели, ценности и смыслы оставались для людей загадкой. Дотвари не пытались завоевать мир, разрушить его до основания, уничтожить всё живое, как не пытались поладить с аборигенами. К их поведению более всего походило определение "злостное хулиганство". Невидимые и неосязаемые, дотвари не воздействовали на свои жертвы физически, зато наводили морок, из-за которого люди сходили с ума или часами блуждали в нескольких шагах от порога, обмораживая уши, носы и конечности, а то и замерзая насмерть. "Шутки" с неодушевлёнными предметами удавались дотварям ещё лучше; неосязаемость почему-то не мешала им завязывать узлом фонарные столбы, наполнять колодцы раствором аммиака или сероводорода, алмазы превращать в графит, мех – в чешую, шелка – в холстину.
Единственной защитой от шутников служил специальный обряд, проводимый жрицами Элеты и жрецами Халала в последний день года. Жрицы поили заговорённой водой людей и животных, жрецы кропили дома и постройки, а также носильные вещи тех, кто по долгу службы или иным обстоятельствам вынужден был покидать кров в опасные часы. Обряд стоил немало, хозяева пытались экономить, заказывая только обработку домов, куда на эту ночь загоняли скотину и сносили всё своё добро. И порой эта бережливость обходилась им куда как дорого. Получившие соответствующий опыт, как правило, радикально меняли взгляды на экономию. Случай же недобросовестного исполнения обряда в истории цивилизованных государств Панании был известен только один. Повторения урока служителям богов не потребовалось.