– Тут были жрецы, – заговорил капитан, поквохтав для начала голосовыми связками. – Как раз перед вашим приездом ушли… Кхм-кхм… Они уверяют, будто вещества, изменённые дотварями, испускают какие-то лучи, видимые только при свете их алтарных светильников… Кхм-кхм…
– Вы хотите сказать, что черепица и пакля в наших мешках этих лучей не испускают? – не выдержала Милена, догадавшаяся о причинах его замешательства. (Право слово, разве можно спрашивать ответственное лицо о выводах, когда выводы у лица никак не складываются?) Капитан кивнул. – Ну что, ваши высочества, вы готовы принять вызов и разгадать эту загадку века? Тогда с чего начнём? С опроса свидетелей или с осмотра места происшествия?
Герцогиня, мастью и повадкой напоминающая недавно оперившегося грачика, перепорхнула к сараю, сунула внушительный нос в его открытую дверь, склонила голову набок, полюбовалась на груды сваленной на полу черепицы и решительно заявила, что предпочитает начать с опроса свидетелей.
На постоялом дворе им выделили две свободные комнаты, и принцессы разделились. (В высшей степени разумное решение, учитывая, скольких свидетелей им предстояло опросить). Милена присоединилась к Джинеоле, а с Лессой отправила несчастную служанку – не ради помощи, но для соблюдения приличий. Дружинники, замученные вопросами судейских, вваливались в комнату с угрюмыми лицами, но весёлое щебетание, птичья повадка и цветущая юность герцогини быстро приводили их в доброе расположение духа. Лукавая керфанка вовсю пользовалась преимуществами своего пола и возраста, и служивые начисто забывали, что их вообще-то допрашивают. Тем более, что вопросы Джинеола задавала неспецифические – не столько о событиях, непосредственно предшествующих нынешнему переполоху, сколько о службе вообще, порядках и взаимоотношениях в отряде.
– …Всего нас три десятка будет – вместе с Батей, нашим командиром. Добрый отряд, дружный. В другие никто не переводится, разве в отставку уходят – по возрасту. Тогда, конечно, новеньких берём на замену. Последними пришли Здыш и Воля, но это было уже два года назад… Нет, гонять новичков у нас не принято, на тренировках всем достаётся поровну, и всем несладко. А как иначе, если служба такая? Мы же ценные грузы сопровождаем, а разбойники со смутьянами не станут смотреть, сколько лет ты носишь мундир и какие имеешь заслуги… Нет, не только мытарские обозы, чаще болванки с плавилен возим на монетный двор, почту, перегоняем лошадей, купленных для королевских конюшен, бывает, подарки всякие заграничным правителям доставляем. Подать-то лишь дважды в году собирают: в начале осени – с крестьянских хозяйств, в конце – с ремесленников, торговцев и замковладельцев. Ох, и поганая у мытарей работа, скажу я вам! Торговцы-то с благородными господами ещё ничего держатся, хотя тоже бывает всякое, а крестьяне с ремесленниками иной раз под вой всего семейства расстаются со своим добром…
– …Мытарь этот – чистый кровопийца. У стариков, у вдов с сиротами, бывало, последнее отнимет и сияет, что твой медный таз. Парнишку, родича своего, чуть палкой не прибил, как увидел, что в мешках. Хорошо, Батя вступился, окоротил старого хрыча в два счёта. Кто ж ему виноват, что дотвари попортили имущество? Мы всё честь по чести исполнили, как было велено. Тюки обернули в тряпки, которые нам от жрецов ребята из второго отряда привезли, воды Элетовой напились, лошадей напоили… Да нет, точно дотвари, какие воры? Мы всю дорогу глаз с телег не спускали. И в каретном сарае сразу четверых на пост выставили… Это вы бросьте, барышня. Сговориться меж собой, хапнуть казну, подвести Батю под эшафот – таких крыс у нас не водится…
– Дядей он приходится парню, вроде как даже родным. А обращается как с собакой. Парнишку жаль, тихий он, послушный. И деваться ему некуда – ремеслу не обучен, семья бедная, все на дядю молятся. Как же: обещал обучить племянника, да свою должность ему передать, когда на покой уйдёт. Только мнится мне, не скоро ещё старик отправится на покой. Он же свихнулся совсем на этих деньгах. Как остановимся на ночлег, тут же отправляет кого-нибудь из нас к торговцам – за самыми большими весами. Потом полночи мешки потрошит, монеты перебирает, добро перевешивает. А чего его перевешивать, спрашивается, если он самолично каждый мешок опечатывает после взвешивания? При нас, ясное дело. Не сам же он будет мешки туда-сюда тягать!
– Как мытарь и наши с обозом уехали, Лобана и Шершня, как самых старших, я определил на охрану. Они стерегли вторую телегу и мешки из первой – мы их рядом складывали. Все остальные занимались разгрузкой, кроме возницы: его я в лес за ясеньком послал, чтобы новую ось вытесать. А кроме возницы, все были на виду, все при деле… Нет, из чужих никто не проходил и не проезжал. Снегопад, дорогу занесло, а места там малолюдные – поблизости только замок, откуда мы ехали… Нет ночевали в Головле, в тамошней ратуше. Выехали ещё затемно, чтобы в замке управиться до полудня. Оттуда до города четырнадцать вёрст, должны были успеть с запасом, да вишь, как вышло…