— То есть, ты собираешься подставить под удар стаю, а сам потихоньку сделать ноги. Сука ты после этого.
— Я не сука, я самец.
— Какой ты самец… Стая тебя, можно сказать, спасла. Без неё бы ты пятьсот миллионов раз подох.
— Пятьсот миллионов — это сколько?
— Много. Тебе хватит.
— Всё равно. Волки в стае — вредители. Их уничтожать надо.
— Это ты вредитель, а они честные звери. Впрочем — стоп. Давай на днёвку ложиться. Завтра много бегать придётся, а сейчас нас с вертолёта засечь могут.
Выбрали место в густой крепи, залегли. Хар смутно размышлял, зачем он возится с Серунем. Ведь дрянное существо и помощи от него нисколько. Неужто, только оттого, что с ним можно говорить, не пряча мыслей? Как он общался с людьми, Хар помнил смутно, пелена забвения то и дело наплывала на него, не позволяя чувствовать себя человеком. А с волками жить… у волков всё просто, выть Хар научился виртуозно, а вот поговорить с ними не удавалось, самый умный волк знал десяток-другой слов, а всё остальное воспринимал, как бессмысленный шум. Серунь, всё-таки, разговаривал, хотя слушать его было погано.
— Ты сегодня два зачёта получил? — спросил Серунь.
— Два. Ты же видел. Рыжего ты упустил, вот мне и пришлось его брать.
— А я — один. Вторая баба удрала, да ещё и перцем плюнула. До сих пор глаза жжёт.
— Вылизывать не буду, — предупредил Хар. — Сам виноват, вот и расплачивайся.
— Я и не прошу. Хар, тебе сколько зачётов надо получить?
— Двенадцать. Я раньше мог до двенадцати считать, а теперь разучился.
— И у меня двенадцать. Я думал, сегодня последний зачёт, да не получилось отчего-то.
— Что бы ты делал, если бы получилось? Очутился бы в лесу, голый, рядом с растерзанным трупом. Даже женскую одежду не смог бы натянуть — всё изорвал. И свидетельница рядом, которая видела, как ты сначала её подругу убил, а потом человеком обернулся. Как хочешь, а для последнего зачёта людей надо аккуратно выбирать.
— Хар, а почему в голове про зачёт говорится? Те, которые по институтам учатся, они все такие, как мы?
— Они умные, а мы — дураки, вот и попали под раздачу.
— Умные… Скажешь тоже. Я бы этих умников грыз с наслаждением. Ничего, мне уже немного осталось. Стану человеком, жить буду в доме, а не по лесам бродить. Женюсь; бабу найду хозяйственную. Я в большой город не хочу, там страшно. И в деревню — тоже. Лес от деревни слишком близко, а в лесу волки. Я бы в маленьком городке засел. Жену определил бы на хозяйство, а я дома в тепле отдыхать стану.
— Хорошо придумал. Станет тебя жена кормить, как же, раскатал губу сковородником. Вспомни, как мать-волчица командует… думаешь у людей иначе?
— Должен же я после всех тутошних мук хоть немножко отдохнуть.
— После сегодняшнего тебе не отдых положен, с тебя шкуру содрать мало.
— Чья бы корова мычала. Ты сегодня двоих убил.
— И я не лучше. Наши шкуры на соседних распялках висеть будут.
— Чего ж тогда к охотникам под пулю не идёшь?
— Жить хочется. И умереть хочу человеком, а не зверем.
— Мудришь ты. Это мне жить хочется, а ты, вон, на лося бросался, словно смерти искал.
— Потому и бросался, чтобы хоть волки меня уважали. А ты, в каком обличии не взгляни, останешься Серунем.
— Меня Серёгой звали, — обижено произнёс Серунь. — Я это точно помню. А ты помнишь, как тебя прежде звали?
— Харченко.
— Разве бывает такое имя?
— Бывает, — кратко произнёс Хар.
Разговор иссяк. Серунь уснул, а у Хара сна ни в одном глазу.
Волки вообще спят в полглаза, никогда не засыпая крепко, но и не просыпаясь окончательно. Даже в горло лосю Хар вцеплялся словно во сне. И людей грыз то ли в реальности, то ли привиделось это в сонном кошмаре. Зато как удобно оправдываться, хоть бы перед самим собой! Мол, спал и знать ничего не знаю.
Откуда люди прознали, как спят волки? Ведь не с неба упали выражения: «Спать в полглаза» и «Сна ни вы одном глазу». И детей усыпляют, приговаривая: «Спи глазок, спи другой». Значит, и мы когда-то были такими же, пока не зачлось нам убийство ближних. А кое-кто и ныне убивает словно во сне и полагает в своей дремоте, что жизнь его зачётна.
Благодатное беспамятство окутывало Хаара. Вроде и не спит, но никак не может осознать самого себя. Неужто это он убивал? — да не было такого! Когда-то был человеком, да, кажется, был… Ходил на двух ногах, что-то делал, разговаривал громко. И с ним разговаривали… не вспомнить, о чём.
— Харченко, что у нас на третьем участке?
Какой ещё участок, и что там может быть? И, вообще, есть ли такое имя — Харченко? Раз его так называли, то, наверное, есть.