— Мне кажется, ты догадываешься, о чем, — Тимур встал и отошел в угол, где его не слышали бы координаторы, менеджеры и визажисты.
— О сексе? — заговорщически прошептала Ника. Ей тоже было не сподручно произносить такие слова.
— О нем самом, — правда сегодня так и текла, без преград, из молодого мужчины. Пока всё совпадало с планами. Минимум лжи, побольше откровений и откровенности.
— О, поверь, во время него я издаю совершенно другие звуки, — раздался голос Вероники, прикрытый ладошкой и ею же направленный в микрофон мобильника, так что тональность была такая же, как у девчонки, доверяющей тайну подруге под одеялом. Тимур закусил губу.
— Вот как? И какие же?
— Но я же не могу продемонстрировать их сейчас! — горячо заверила Ника.
— Перезвонить ближе к ночи? — язык парня прошелся по губам.
— Я же говорила, что живу с родителями. Я не могу устроить дома концерт, — тембр женщины вибрировал, как струна плачущей скрипки. Ага, она определенно хочет этот концерт устроить! Тимур взбудоражено прикинул, как бы уже им обустроить это взаимное удовольствие. К черту джентльменство — она первая начинает!
— А не дома?..
— А какие есть предложения? Мы же и с ужином не разобрались…
— На неделе обязательно выгадаем удобный нам обоим вечер, хорошо?
— Непременно, — согласилась Ника, — звони.
— А я заеду, — расхрабрился Баскаев.
— А я даже выйду.
— А я буду ждать.
— А я не задержусь, — многообещающе, нетерпеливо и неприкрыто выдала Ника порцию страстного вожделения из закромов. Попрощавшись, Тимур полез в записную книжку, чтобы передвинуть какой-нибудь свободный вечер поближе, заодно набирая телефон одного роскошного гостиничного ресторана, чтобы забронировать столик.
Урок десятый: Не зная брода яйца курицу не учат
Из-за репетиций и прямых обязанностей артиста, Костя пропустил следующую лекцию по социологии, о чем думал в тот момент, когда она шла в университете, а он находился в совсем другом месте. И думал он об этом со злорадством. Так-то, не всё ему привлекать к себе внимание самостоятельно. Отсутствие иногда говорит ярче присутствия. Однако он не собирался портить себе студенческую репутацию и намеревался быстренько нагнать пропущенное.
Позвонив на факультет, Костя узнал, когда Черненко Вероника будет в кабинете (который у неё был отдельный, за дверью, находящейся в конце проходного зала деканата). Он мог бы уточнить всё требующееся и у кого-нибудь из однокурсников, с которыми обменялся координатами, на всякий случай (а это были два единственных заслуживших доверия парня), но ведь заявить о себе напрямую Нике — это поможет и в другом его деле.
После своего побега-недоразумения, Костя принял в съёмной квартире душ, с самоутверждением посмотрел на шрамы на своём животе, полученные от давней аварии, оделся в чистое, свежее и светлое, сел со сборником стихов Бодлера «Цветы зла» и, почитывая их, ощутил себя не героем, но антагонистом, пожившим и видавшим, успокоившимся и недостижимым для мирских страстей. Вскоре заложенные страницы пришли к некоему подобию сонета, озаглавленному на латыни «Дуэль». Ушедшее вдаль от Ники мышление вновь вернулось к ней из-за пары строк.
— Сердца, что позднею любовью глубоки, не ведают границ безумья и отваги… — пробормотал он вслух. Их спор с Тимуром на любовь теперь всегда при слове «любовь» заставлял думать об их духовном поединке. Да и поздняя любовь — это будто про Нику, ведь влюбиться в тридцать пять (или сколько там ей?) лет совсем не просто. Он ненароком выбрал очень трудную мишень. Любила ли она когда-то? Способна ли на такое? А если нет? Костя дочитал стих до конца: — с тобой, проклятая, мы скатимся туда, чтоб наша ненависть осталась навсегда.
Заключенное пари заставляло сражаться не только с соперником, но и ломать преграды той, которую следовало завоевать. Таким образом и она становилась соперницей. С какой же стороны зайти? Не беря пример со старшего друга, Костя решил выстроить тактику и не делать впредь ничего не обдуманного заранее. В названное ему время, он отправился покорять худосочную крепость в очках, обозначив операцию кодовым названием «Зачёт».
В дверь тихого и узкого кабинета постучали и Ника, ещё не выйдя из попытки поудачнее завернуть предложение — нужные слова вертелись на языке — разрешила войти. Образовавшийся проём выдал ей Константина. Поправив очки указательным пальцем, прижимающим к среднему автоматический карандаш, Ника поздоровалась, не выразив на лице ни удивления, ни растерянности. Парню показалось, что в глазах всё ещё стояла какая-то цитата, и она силилась её не потерять. И всё же он осмелился: