Беспокойство ее усилилось: невестка, наверное, опять будет недовольна. Мясо она случайно пережарила — в это время заплакала Танечка, и она побежала на балкон. Гречневая каша слегка подгорела — по той же причине. Старая женщина уже слышала голос невестки: «Опять дымом пахнет!» — нос у нее очень уж чуткий.
Дальше шел перечень покупок, которые она должна была сделать. Масло, кефир, сырковая масса с изюмом, сметана. Молочные бутылки заодно сдала. Лук, апельсины, сухие хлебцы — для невестки: толстеть не хочет. Яблочный мармелад — это лакомство уже по собственной инициативе, для себя и для Танечки. Все это она купила во время вечерней прогулки с внучкой. Танечку оставляла на улице: «Пусть чистым кислородом дышит». А сама из окна за ней наблюдала. Туфли из починки принесла… Она тщательно послюнявила карандаш — он исписался и только царапал по бумаге. Полотера из Бюро добрых услуг на завтра вызвала. Кажется, все. С облегчением выдохнула. Словно на приеме у врача — «Не дышите», «Теперь дышите»…
Отложила список в сторону. Все в порядке. Невестка будет довольна. Еще раз вздохнула и поднялась, тяжело опираясь рукой на стол. Отчего это так тихо в доме?
— Таня! — молчание.
— Танечка! — В детской ее нет.
— Танюша! — Она заглянула в туалет, в ванную. Нигде нет. Пошла в столовую — пусто.
— Татьяна! — строго потребовала Галина Петровна и открыла платяной шкаф. У нее бульон выкипает, а внучка вздумала в прятки играть! Но в шкафу, кроме одежды и запаха нафталина, ничего не было. И вдруг — в бок словно шилом кольнуло — дверь на балкон распахнута. Танечка там. Взобралась на нижнюю железную рейку балкона, занесла ногу на вторую.
Она бросилась к балконной двери, а ноги — предательские старушечьи ноги — подкосились, и она стала оседать на пол. Ухватилась за спинку кресла.
— Таня, — крикнула что есть силы, но из горла вырвался лишь невнятный хрип.
В глазах потемнело. Она поняла, что теряет сознание. «Господи, всемогущий, всемилостивейший… пресвятая богородица…», — мысленно зашептала, уцепившись за последнюю, за единственную надежду — на чудо.
— Помоги, господи…
Она не помнит, как доползла до балкона, как оттащила внучку от беды.
Прошло много времени, а Галина Петровна все сидела на холодном бетонном полу и шептала слово благодарности небу, услышавшему ее немой крик о помощи.
И вдруг — как в прорубь провалилась тишина. Распахнулись двери, влетела невестка.
— Ну, все в порядке? Олег еще не пришел?
На ходу чмокнула Танечку.
— Ужин готов?
Подбежала к балконной двери, распахнула настежь:
— Воздух тяжелый. Наверно, ни разу не проветривалось.
«Только что ветрилось», — хотела ответить свекровь, но промолчала: говорить не было сил.
— Мы сегодня идем в театр. Времени в обрез. Как насчет ужина? — поинтересовалась на ходу.
Выбрала в гардеробе платье.
— Вот и Олег! Ну, как там с ужином?
— Все готово, садитесь, — ответила свекровь, ставя на стол приборы.
— Ох, опять вилки грязные, — вздохнула невестка, обращаясь в околокухонное пространство.
— Как грязные? Я мыла! — возмутилась свекровь. — Мыла!
— Ну разве это мытые? Вот посмотрите. Вот! — сунула под нос свекрови вилку.
— Да, мыла, — не сдавалась Галина Петровна. — Вон при Танечке мыла. Правда, Танечка?
— Ой, да перестаньте вы. Надоело! — лениво вставил Олег.
С минуту стояла тишина — только стук ложек о тарелки. Вдруг снова:
— Галина Петровна! Что вы делаете? Мы же кушаем, а вы тут пыль поднимаете.
Свекровь молча поставила в угол веник, вышла из кухни, села к телевизору, взяла на колени Танечку.
— Сейчас нам с тобой сказку расскажут. А потом песенку споют. А потом…
— Галина Петровна, куда вы положили мои перчатки? Где тушь для ресниц?
Свекровь встала, принялась искать перчатки. А потом — тушь для ресниц.