И Родион взял — мать больше не видела его пьяным.
Ну, насчет алкоголя у нее с невесткой спору нет. А вот насчет всего остального…
Чуть Родион задержится позже обычного, она ему: "Мы уж заждались…"
Один раз на ночь в театре остался. Утром звонит — мол, так и так, затянулась репетиция, устал, как волк, ноги не мог передвигать. Она ему: "Мы с мамой всю ночь места себе не находили. Уже больницы собирались обзванивать".
Дарья Трофимовна, положим, обзванивать их не собиралась, но про себя подумала: ерундит чтой-то Родька! Ишь, до дому ноги доставить не мог!
Но все же решила, что Маринке бы не нужно каждый раз приплетать мать к своим отношениям с мужем.
А Ксюшку — ту совсем затыркала. "Принеси!", "Убери!", "Помоги!" И все под видом заботы о ее, Дарьи Трофимовны, здоровье.
Внучка как-то загрипповала. Но она в покое ее не оставила. "Ты что же прямо на бабушку чихаешь? И ее заразить хочешь? Закрой нос платком!"
Стал ребенок поправляться, аппетит нагуливать, так мать и тут недовольна: "Нехорошо, Ксюшенька! Ты последние мандарины съела и даже не подумала, что нужно бы бабушке оставить".
Не громогласно, конечно, за закрытой дверью. Но бабка-то все равно слыхала.
— Ну ты что, совсем спятила? Больного ребенка витаминов лишать! Да мне мандарины эти и в глотку не полезут! Да мне теперь и есть-то не похочется! Разве ж это дело — куском хлеба родную дочь попрекать! — выговаривала невестке, отозвав ее в дальнюю комнату.
— Мандарины не хлеб, — спокойно ответила Марина — И не попрекаю, а учу думать о других.
Ее ответ так озадачил Дарью Трофимовну, что она и сказать-то не сразу что нашлась. И только потом, у себя в комнате, сообразила — невестка хочет расположить ее к себе. Разжалобить, чтобы Дарья Трофимовна сама, своими руками, смертный приговор себе подписала.
В общем, жизнь становилась невыносимой. Так извела ее невестка своими заботами, что одной бессонной ночью Дарья Трофимовна приняла решение — продам. Раз уж так встал вопрос. А то и сын, и внучка бабку возненавидят.
Наутро — было как раз воскресенье — Дарья Трофимовна встала ни свет ни заря, пошла на кухню, поставила чайник и стала обдумывать предстоящий разговор.
— Мама, вы что так рано? — просунула голову в дверь Марина. — Отдыхайте, я сама завтраком займусь.
— Да что ты меня все укладываешь? — вспыхнула Дарья Трофимовна. — Успею еще належаться — когда в белые тапочки нарядите.
Чай пили молча. Дарья Трофимовна несколько раз раскрывала рот, но сказать так ничего и не сказала. И только когда невестка стала собирать чашки, она решилась:
— Ну, как дальше-то? — поинтересовалась, прокашливаясь. — Что делать-то будем?
— То же, что и до этого. Жить. Или вам у нас не нравится?
— Отчего же? — вздохнула Дарья Трофимовна. И, осмелев, глянула в упор на невестку. — А что с домом?
— С домом? А что с ним? — вроде бы испугалась она. — Не сгорел, надеюсь?
— Тьфу, тьфу, — сплюнула свекровь и перекрестилась. — Целехонек, слава богу. Только ты думаешь, за него много дадут?
— А вы что, собираетесь его продавать? — удивилась Марина.
— Вы, сдается, за меня собираетесь!
— Что вы! Летом все туда поедем. Отремонтируем дом, крышу починим. Родиону полезно молотком постучать, мускулы подкачать. Да и Ксюшке в огороде покопаться. А уж мне… Нет, Дарья Трофимовна, не угадали, — улыбнулась. — Не для того вы нам нужны.
— А для чего? — переспросила свекровь.
— Для чего? — в свою очередь удивилась Марина. — А для чего нужны матери?!
Год желаний
Ну и день! Ни земли, ни неба. Буря мглою. А его лошадка, снег почуя…
Не лошадка, а Кретова. Соседка, которая своему Мишке велик подарила. Гоночный. Приколистый. Ну и фиг с ним. Не великом единым.
Несется рысью. Вместе с ковром. На снегу выбивать будет? Точно. Палкой орудует классно. Как чемпион мира. Хрясть-хрясть! С таким азартом, словно чирики из него выколачивает. Прям снег вокруг вскипает. Как волна. Мишку она, говорят, тоже лупит. Поэтому уши у него всегда багровые. Как этот ковер. Не захочешь велика!
Хрясть-хрясть — словно по затылку. Ошизеть можно! Разве тут сосредоточишься?
Перевел взгляд на тетрадь, раскрытую на чистой странице.
Русская женщина в произведениях советских писателей. Какая она?
Снова глянул в окно. И снова — Кретова. Бух-бух. Вверх-вниз палкой. Даже береза рядом вздрагивает.
И вдруг стук пропал. Палка по-прежнему вверх-вниз бегает, а хлопков нет. Стало тихо-тихо, как во сне. Из-за березы вышла она. Ну да, Вика. Ее походка. Легкая, стремительная. Бегущая по снежным волнам.