— Ксюша, что именно тебя беспокоит? — мягко спросила я.
— Юля, вы не посчитаете меня сумасшедшей?
— Нет, Ксюша.
«Знала бы ты, что мне доводилось видеть и слышать за годы работы криминальным репортером!»
— Понимаете, мы вчера со Славой видели призрака. Или кого-то… Он сам сказал, что он наш ангел-хранитель.
«Бомж? Который позвонил и фактически спас жизнь хотя бы Ксении?»
— Еще он что-то говорил? — спросила я невозмутимо.
— Чтобы мы домой шли. Нечего ночью делать на кладбище. Говорил, что покойники иногда встают. Тогда нам не поздоровится.
«Это явно чтобы вы ушли».
— Но говорил с акцентом.
— С каким?
— По-моему, это англичанин. Я в школе учила английский и французский, а теперь мама отправила меня на итальянское отделение.
— А ты кем хочешь стать? — спросила я.
— Врачом. И Слава хочет. У него денег нет, чтобы в институт поступить. Он в училище пошел и санитаром работает. У него мама медсестра. В свое время не смогла выучиться на врача. А отец был военным врачом, погиб, когда Славе двенадцать лет было. Еще две сестренки-близняшки у него. Слава помогает маме, как может. То листовки раздает, то в каких-то промоакциях участвует. Я вместе с ним работала, чтобы ему помочь заработать.
Да уж, помог маме. Но хоть еще дети остались.
— А как его мама к тебе относится?
— Плохо. И моя к Славе плохо. У Славы всегда были теплые отношения с мамой. Они никогда раньше не ругались. А из-за меня стали. Он говорил, что дома просто невозможно находиться.
Но меня интересовали не отношения Ксении и Славы с мамами, а ночной посетитель кладбища.
— Во что он был одет?
Ксения задумалась.
— Не помню, — сказала она. — Лопату помню, а одежду нет. Во что-то темное. Длинный черный плащ? Длинное черное пальто? Да, шляпа была, надвинутая на глаза.
Что англичанин (или не англичанин) собирался копать ночью на кладбище?! И разве призраки ходят в черном? По-моему, как раз в белом. Хотя я не специалист в этом вопросе.
— Ты его узнаешь, если еще раз увидишь?
— А я его лица не видела, — произнесла Ксения. — Мы посчитали невежливым направлять фонарик ему в лицо. И он был без фонарика. Или не доставал его. Этакий черный человек. Но голос узнаю.
— Откуда он появился?
— Не знаю, — сказала Ксения. — И как ушел, тоже не знаю. Мы на него… не очень обратили внимание. Я просто сейчас вспомнила. Вы у Славы спросите. Может, он больше помнит. Я на акцент обратила внимание. Я знаю, как англичане по-русски говорят.
Я не стала говорить, что у Славы больше ничего спросить нельзя.
Вместо этого я пожелала Ксении здоровья.
— Теперь я хочу жить! — улыбнулась Ксения. — Может, и мама теперь не будет против Славы. Поймет, на что мы готовы ради любви.
Я вышла из палаты, отправила туда Сан Саныча. Врач уже ушел. Мама Ксении поджидала меня в коридоре, она протянула мне бумажку с адресом, на который попросила прислать запись.
— Спасибо, Юля, — сказала мне мама Ксении усталым голосом.
Я ничего не ответила.
— А откуда вы узнали про Ксюшу со Славой? Или вы по другим делам поехали ночью на кладбище? Ксюшу случайно нашли?
— Бомж позвонил. От него же узнали и про двух предыдущих.
Мама Ксении задумчиво кивнула. Мы с Пашкой больницу покинули.
Но ведь звонить мог и не бомж, а «призрак». Люди же редко представляются, когда звонят в наш холдинг с подобными сообщениями.
Глава 6
Следующей в нашем списке в этот день была мама Константина Валерьевича Серегина, убитого на могиле дяди двоюродным братом, она же — сестра усопшего старика Миллера. Может, расскажет что-то интересное про историю семьи?
И с какого боку тут таинственный англичанин? Да еще и ночью на кладбище с лопатой? Убитый Серегиным Рудольф Николаевич в последнее время утверждал, что им интересуется английская разведка и один агент уже вышел на связь. И дело в каком-то бриллианте. Но не в могиле же старика Миллера искать бриллиант? Хотя Рудольф его куриной кровью собирался поливать, а Серегин «в дорогу» ботинки докладывать. Может, в этой семье все с соответствующим диагнозом?
Что собирался делать ночью на кладбище англичанин или не англичанин? Хотя не факт, что его интересовала именно могила Миллера. Там и других много.
Екатерина Рудольфовна дверь нам с Пашкой открыла и внутрь впустила. Это была пожилая дама с укладкой и маникюром. Нас встретила в мягких домашних брюках и легком свитере. Пригласила в комнату, предложила чаю. Я согласилась, Пашка отказался.
— Я вам расскажу все, что знаю, с одним условием: чтобы эта вакханалия прекратилась.