ЛАРИСА ИСАРОВА
ЗАДАЧА СО МНОГИМИ НЕИЗВЕСТНЫМИ
НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ШКОЛЬНОЙ ЖИЗНИ
Через неделю после начала занятий я сказала своим ученикам:
— Вы напрасно тайком списываете на литературе математику, английский…
Я безмятежно смотрела вдаль, в окно, но кое-кто из девятиклассников поспешно прикрыл тетрадь и даже отодвинул от себя.
— Совершенно незачем читать постороннюю литературу, пряча ее на коленях, это плохо влияет на зрение…
Толстенькая девочка вынула руки из-под парты и добродетельно стала листать учебник литературы.
— Да и развлекаться «морским боем», шахматами, вышиванием лучше открыто…
Безмятежные лица школьников дрогнули. До сих пор они слушали мои лекции с таким равнодушием, что я казалась сама себе экраном телевизора, на который смотрят часами со скукой и от скуки.
— Но позволяю все я с одним условием. Делать дела молча и уметь ответить на любой мой вопрос с места.
— Всерьез можно в шахматы на литературе? — пискляво спросил огромный Барсов с последней парты.
— Можно.
— И газеты читать? — чуть приподнял тяжелые веки Саша Пушкин.
— И газеты.
— А вязать? — фамилии этой девочки я еще не запомнила, пока она восхищала меня только белоснежными вышитыми воротничками и манжетами.
— Пожалуйста, вяжите.
Несколько секунд класс ко мне приглядывался с большим подозрением, точно дикий волк, которому бы предложили взять из рук человека еду…
— Дело в том, — пояснила я холодно, — что литературу вызубрить нельзя, ее надо еще чувствовать. И если на моих уроках вы занимаетесь посторонними делами, значит либо я — плохой учитель, либо вы — жалкие ученики, которым не дано любить и ненавидеть, самостоятельно думать, спорить…
Молчание. Они не возражали.
Молчание. Равнодушные лица.
Молчание. Вежливое ожидание звонка.
Уныние охватило меня…
Я вернулась в школу после десятилетнего перерыва. Последние годы я преподавала в пединституте, училась в заочной аспирантуре, собиралась писать диссертацию — жизнь была заполнена множеством дел, обязанностей и волнений.
Студенты часто откровенничали со мной, но такой душевной близости, как в молодости со школьниками, не возникало. Моя работа в классе была всегда увлекательна, как задача со многими неизвестными. А рядом со студентами, практичными, организованными, эрудированными в ряде вопросов, о которых я и не слыхала, я казалась себе замшелой, как старый валун. И фраза: «Ну, то было в ваше время», — все чаще разделяла нас.
Диссертация моя «Сочинение на свободную тему в старших классах средней школы» писалась плохо. Материала не хватало. Мой прошлый школьный опыт явно устарел. И я решила поработать на полставке в школе, не порывая, конечно, с институтом.
Завуч школы, Наталья Георгиевна, взяла мое направление из районо крайне неохотно. Директор школы болела, ответственность ложилась на нее, а она подозревала, что я использую ребят как подопытных кроликов и через месяц брошу.
Я торжественно поклялась в любом случае довести девятиклассников до выпуска.
Наталья Георгиевна выделила мне один класс — девятый «Б». Я не возражала: с одним классом работать даже интересней, больше можно уделить внимания, больше давать сочинений на свободную тему…
Страха у меня не было, когда я шла первый раз в класс, хотя мне говорили, что девятый «Б» — класс ленивый и разболтанный. Я знала предмет, привыкла легко «владеть аудиторией», да и встретившие меня мальчики и девочки казались очень миролюбивыми.
Они и правда дали провести без помех три урока, они слушали мои лекции с самыми внимательными лицами, но ответом на все мои вопросы было молчание, наивное хлопанье ресницами и ехидные усмешки — не поставлю же я всему классу двойки.
— У нас не одна литература, — небрежно заявил Ланщиков, — все не запомнишь.
— Записывать надо.
— А учебник на что?
— Да, учебник… — жалобно проныла толстенькая Примак, — того, что говорит Марина Владимировна, в учебнике нет…
— Что? Значит, я еще должен учить сверх программы? — Ланщиков посмотрел на меня с таким ужасом, точно я предложила ему изучать китайский язык.