Мамедов всласть использовал положение ее сына. Он часто отказывался отвечать или просил маму отказаться за него, часто задерживал сочинение, и в конце концов мне это надоело. Я поставила ему тройку за работу по Толстому, правда, предложив написать другую, учтя мои замечания.
— И заодно сделаете сюрприз маме…
Он снисходительно улыбнулся.
— Милая Марина Владимировна, позвольте мне радовать маму по своему усмотрению. Я так загружен, у меня три репетитора, и тратить время на такую роскошь, как четверка по литературе, я не способен даже ради моей горячо любимой мамы…
— А разве вам не кажется унизительным занятия с репетиторами? Вы же способный человек, вы бы и сами могли справиться…
Он широко улыбнулся, и я представила, как, должно быть, была красива в молодости его мать.
— Зачем же ханжить, милая Марина Владимировна?! Сейчас все с репетиторами, а уж меня ленивым не назвать, я по десять часов за уроками, у меня даже вчера кровь шла из носа от переутомления…
Таисия Сергеевна промолчала, когда он получил тройку, она никогда не просила завысить ему отметку, она первая его ругала, но после этого у меня долго оставался царапающий осадок, чувство вины перед коллегой, такой кроткой, неназойливой…
Весной Кострова написала сочинение: «Интеллигент в творчестве Чехова»:
«Интеллигент — человек, который при любых обстоятельствах может сохранить свое достоинство и не опуститься до уровня мещанина. Быть им трудно. Интеллигента каждую минуту подстерегают соблазны. Он может погибнуть (от лести, обмана, денег, от ситцевых занавесок, чайной розы на окне, то есть от домашнего уюта и хорошенькой жены). Все эти искушения — своеобразное испытание на прочность у Чехова. Устоит Герой — и больше ему ничего не страшно, а нет — прямой путь к Обывателю.
Я согласна с Чеховым. Настоящий интеллигент должен отметать мелкие соблазны, главное — сделать себя гармонически развитой личностью. Самое страшное в жизни — равнодушие к злу, «равнодушие — паралич души», писал Чехов… Но еще хуже идеалисты, которые в любой кукле готовы видеть богиню, они не способны понять язык души, им подавай «модный товар».
Это и произошло с Мисаилом из рассказа «Моя жизнь». Он проповедовал, что надо людям приносить пользу, стал маляром, а влюбился в красивую бездушность. И принесло это кому-нибудь пользу? Нет, потому что пользу приносят только те люди, которые способны отказаться от личной жизни ради высоких целей. Именно такие, по-моему, и могут называться Интеллигентами».
Я прочитала ее работу в классе, и Ланщиков поинтересовался:
— Интересно, откуда она сдула?
— Умное сочинение, только горькое… — сказала Ветрова.
И тогда поднялся Мамедов.
— Дамское сочинение! Одни любовные эмоции. Хотя современных девиц только это и интересует, даже когда они говорят, что выше этого…
Кострова так вспыхнула, точно получила пощечину, а Мамедов продолжал:
— Героям Чехова можно позавидовать в одном, почти у всех — неудачные увлечения…
— Позавидовать? — не скрыла я удивления.
Он убежденно кивнул.
— Современные девицы так активны, так лишены элементарной гордости, что подумать о них противно. Все-таки насколько лучше было даже в первобытном обществе, когда женщин завоевывали с боем…
Он сел так же внезапно, как и встал, а Кострова низко опустила голову, но я видела, как дрожали ее руки на парте, хотя она и сжимала их изо всех сил…
Мамедов и Кострова прекрасно закончили школу, без троек, но судьбы их сложились по-разному. Мамедов поступил в авиационный институт, как было запланировано в их семье, учился средне, но увлекся профсоюзной работой, ездил в Болгарию, Польшу, он оказался прекрасным общественником, что было незаметно в школе.
А вот Кострова в университет не попала. Сведения о ней доходили ко мне только случайно. В школе она не появлялась. Лишь на второй год она поступила в историко-архивный институт. Но такое нарушение честолюбивых планов, видимо, что-то надломило в этой одаренной девочке. Она сторонилась своих соучеников, ходила, опустив глаза в землю, сутулясь, точно потеряла и пыталась найти что-то очень ценное.