Она опустила голову и пропела:
Голос у нее был теплый, бархатный, и вдруг за нами прозвучал возглас Ланщикова.
— Во дает! Точно Эдита Пьеха.
Я и не заметила, что он крутился рядом. Птицына была настолько выше его ростом, что за ее спиной он слушал наш разговор без помех.
— Вам что-нибудь нужно, Ланщиков? — спросила я.
— Вам приглашение…
Он положил передо мной картонный билет, тщательно разрисованный всевозможными зелеными обезьянами.
— Куда приглашение?
— На наш ансамбль «Лемуры», вокально-инструментальный, в субботу вечером.
В дверь просунулась голова Курова, мальчика с томными серыми глазами, постоянно так извивавшегося при ответе на месте, что я сначала боялась, что у него пляска святого Витта. Но Кира Викторовна мне давно сказал, что он танцует в ансамбле и поет.
— Я буду петь для вас, — проблеял он, пытаясь закатить глаза, — приходите обязательно…
Птицына посмеивалась, сутулясь, она была слишком тоненькой для своего роста и точно гнулась от высоты.
Ланщиков обошел ее, внимательно разглядывая, а потом спросил:
— Не хочешь попытать счастья — петь с нами?
Она посмотрела на него сверху вниз, загадочно улыбаясь…
— Ты — стильная девочка, и голосок, кажется, радиофоничен…
Куров подошел и, картинно опираясь на его плечи, попытался строить глазки Птицыной, но на нее это не подействовало, хотя многие девочки считали его неотразимым.
— Так как? В ансамбле нам нужны кадры…
Она снисходительно оглядела мальчиков и убила их одной фразой.
— Не люблю детский сад.
— Что? — у Ланщикова от неожиданности даже сошлись к переносице разноцветные глаза, а Куров перестал извиваться, точно под окриком Натальи Георгиевны. Они стояли молча, пока она со мной договорила, а потом двинулись за ней, как лунатики…
Я пришла на вечер в точно указанное время и поразилась тишине в зале. Сначала я думала, что там никого нет, но потом увидела, что пять первых рядов занято мальчиками старших классов. Они тихо и воспитанно ожидали концерта, хотя никого из учителей я не заметила, лишь по коридору прохаживалась Зоя Ивановна и порхали нарядные девочки. Точно разноцветные попугайчики.
Зоя Ивановна увидела меня, поздоровалась и сказала:
— Вас пригласили? Это хорошо, они мало кого приглашают из учителей.
— Но я вообще никого из учителей не вижу, — удивилась я, и она пояснила мне, что никого не обязывала приходить, чтобы не портить им субботу.
— И потом, когда разрешаешь ребятам самим все организовать, порядок обычно образцовый. Они этот свой ансамбль страстно любят и задирают носы, что в других школах такого нет.
— А кто с ними занимался?
— Никто. Там пять человек, два десятиклассника и три девятиклассника. Сами организовались, я только дала им деньги на усилители, когда что-то стало получаться, да Кира Викторовна разрешила пользоваться радиорубкой.
В коридоре появился незнакомый огромный парень с веселым пьяноватым лицом. Она грозно нахмурилась.
— Марш отсюда! Я не разрешу начинать, пока ты здесь.
— Да, Зоя Ивановна, вы наша дорогая…
— Быстрее, быстрее, и не вздумай снова переодеваться, все равно узнаю…
Хихикая, покачиваясь, он пошел по лестнице, а она сказала, что он уже третий свитер меняет, чтобы прорваться в зал.
— Наш бывший ученик, ничего парень, только пьет…
— И он вас слушается?
— Он у меня пять лет учился, попробовал бы не послушаться…
Она повела меня смотреть школьную газету, которую к этому дню сделали участники ансамбля. В газете было множество карикатур, рисующих злоключения ансамбля, все участники изображались обезьянами, только лица были вырезаны и приклеены фотографии. А в углу газеты девочка с длинной тощей фигурой, сморщив нос, отмахивалась от обезьянок с возгласом: «Ах, уберите этот детский сад!»
Потом я сидела в зале и честно страдала два часа, все то время, пока на сцене в картинных позах дергались мальчики, надев черные очки и совершенно устрашающе подвывая пошлые песенки типа «Розы на снегу». Ланщиков самозабвенно бил по гитаре, растянув губы почти до ушей, Куров вибрировал у микрофона, как шансонетка времен канкана, и его длинные волосы мотались с такой скоростью, точно он все время пытался сбросить их с головы. Остальные участники ансамбля утробно басили — я решила, что это скорее всего просто пародия на подобные джазы. Я стала украдкой оглядываться, но на всех лицах читался откровенный восторг. Девочки, большей частью стоявшие (лучшие места были заранее заняты мальчиками), остервенело хлопали в ладоши, кричали «бис», — все было как у взрослых, с той только разницей, что здесь пошлость репертуара особенно угнетала.