— Нет.
Снова металлический скрежет.
— Что очень разумно. Живя во время кризиса, инфляции и к тому же в городе с отлаженной структурой общественного транспорта, иметь собственную машину — это верх глупости.
— Конечно. Я тебе звоню…
— И каждый раз, когда тебе нужна машина, тебя подвезут куда надо.
— Точно. Ну так, насчет сегодня…
— Так что же ты делаешь в автомастерской?
Скрежет или нечто очень на него похожее уже действовали Дортмундеру на нервы.
— Я тебе потом расскажу.
— Так ты скоро будешь?
— Нет. Я тут застрял, видимо, на пару часов. Наверное, перенесем встречу на завтра.
— Без проблем. Но, если получится, то давай, приходи сегодня.
— Вам, ребята, совсем не обязательно торчать там.
— Да все нормально! Мы тут дискутируем на тему политики и религии. Пока.
— Пока.
В атриуме вовсю шла работа — резали голову нимфы. Когда Дортмундер вошел, ее голова качнулась разок и плюхнулась в фонтан. Как только амбал выключил электропилу, элегантный мужчина повернулся к Дортмундеру и сказал:
— Словно на ваших глазах обезглавили человека. И даже хуже, если бы она была из плоти и крови, я мог бы представить себе Мойру.
— Очень уж громко, — сказал Дортмундер.
— Снаружи не слышно, — заверил его мужчина. — Из-за транспорта на улице стены сделали звуконепроницаемыми, так же, как и пол, так что слуги внизу тоже ничего не услышат.
Мордоворот перевязывал отрезанную голову желтыми веревками. Затем снова включил свою пилу и атаковал нимфу, в этот раз уже в районе пояса. Голова в это время, покачиваясь на веревках и сиротливо выглядывая из желтых мотков, ползла наверх.
Это Дортмундер за свои пять тысяч, выяснив, что основная проблема — вынести статую из дома, предложил распилить ее на части и вытащить через крышу. Поскольку, как и большинство литых бронзовых статуй, она была полой, распилить ее не составляло труда.
Сначала Дортмундер подумал использовать лазер, который режет быстро, чисто и абсолютно бесшумно, но элегантные связи элегантного мужчины не помогли найти лазер, так что Дортмундер задумался об ацетиленовой горелке (у Дортмундера все знакомые имели ацетиленовые горелки). Но и здесь элегантный мужчина оказался не особо полезным, так как после того, как перерыли его гараж, нашлась только электропила и несколько сменных полотен. В любом случае это получше, чем перочинный ножик, хотя и не так тихо.
Голова все-таки свалилась из-под крыши и плюхнулась прямо в фонтан, обдав водой все вокруг.
Амбал выключил пилу и, подняв голову статуи, нелицеприятными словами высказался в сторону своего коллеги на крыше, на что тот ответил тем же. Вмешался элегантный мужчина, прикрикнув на них по-французски, и, когда они прекратили матерится, просто сказал:
— Я сам буду перевязывать.
На что амбал, бросив угрюмый взгляд, высказался:
— Да уж, работа для большого ума.
Включил свою пилу и нанес сокрушительный удар нимфе в область живота. Возобновившийся шум заглушил напрочь ответ элегантного мужчины.
Здесь стало слишком шумно, и Дортмундер, вспомнив план дома и то, что кухня должна быть справа от гостиной, решил уйти. Мужчина остался возится с головой и веревками. Проходя гостиную, Дортмундер прикарманил симпатичную старинную камею.
Он прекратил делать себе второй сэндвич из ржаного хлеба с сыром и дижонской горчицей — на этой кухне не было ни арахисового масла, ни желе — когда шум пилы стал перекрывать человеческий крик. Без сомнения, один из голосов принадлежал женщине. Дортмундер вздохнул, закончил приготовление сэндвича, взял его в левую руку и пошел к атриуму.
Там обнаружилась женщина, окруженная чемоданами от Луи Виттона и оравшая во весь голос на элегантного мужчину, который в свою очередь так же громко орал на нее. Неподалеку стоял с открытым ртом мордоворот. В руке у него болталась выключенная пила, нацеленная уже на оставшийся от статуи пенек — колени, голени, стопы, пальцы ног и кусочек подола.
Несомненно, это бывшая жена, заявившаяся домой с опережением графика. Элегантный мужчина, казалось, никак не может с ней совладать. Дортмундер стоял в полумраке прохода в гостиную, жевал свой сэндвич и наблюдал за происходящим.
Поначалу это был просто ор, не было никакой возможности разобрать слова, но первый импульс бывшей жены создать побольше шума вскоре сменился полным осознанием того, что ее статуя была вся разрезана на куски; постепенно женщина захлебнулась собственным криком и просто стояла в оцепенении, глядя на разрушение и тяжело дыша. Элегантный мужчина тоже перестал орать. Восстановив самообладание и вернув свою элегантность, он поправил манжеты и дрожащим голосом произнес: