Несмотря на стоящий на двухтумбовом столе письменный прибор из серого мрамора, полицейский чин воспользовался хромированным вечным пером и заполнил какой-то бланк, наклеил на него фотку стабилином, достал из невысокого коричневого старого сейфа большую круглую печать с орлом и пришлепнул сверху.
— Держите. Это пока вместо паспорта будет… тем более, я слышал, вы человек степенный, и порядку не нарушаете. Катерина, а как там насчет Амброзе-то?
— Да не извольте беспокоиться, Георгий Владиславович! Эмброуза доставят день в день, как и договаривались.
— Это я так: вдруг забыли или что.
— Да что вы? Нечто когда подводили?
У крыльца полиции дежурили черные воронки, по виду, переделанные из однотонных "опелей".
— Катя, я у вас просто в долгу, — сказал Виктор, когда они вышли из здания.
— Что вы? Какой долг? Вы так прекрасно мне приемник починили — и еще о долгах.
Виктор не нашел, что возразить, и решил сменить тему.
— Скажите, а что, Эмброуза так сложно достать?
— Конечно! Он же англичанин, его не продают. Но для отдельных уважаемых людей…
"И здесь блат, однако. Полной международной изоляции нет, так что местная номенклатура, как в брежневские времена, по-тихому пользует то, что во всяких радио-музыках не продается. Этак у Катерины внучка видеокассетами фарцовать будет по трудовой династии. Если, конечно, в стране ничего не поменяется".
— Вот с видеодисками не знаю, что делать. Плохо идут.
— А чего там плохо идет? — машинально спросил Виктор и тут до него дошло.
"Какие видеодиски? В тридцать восьмом — какие у них тут видеодиски?"
— Мы их купили всего штук пятнадцать. Они тридцатистрочные, с мультипликатами. Думали, для детей разбирать будут, а сейчас тридцатистрочное смотрят только из-за новостей. Что делать? А на сто двадцать строк — это появятся только когда долгоиграющие писать начнут. И немые они, только изображение одно можно смотреть.
"Да это же граммофонные пластинки! При тридцати строках полоса частот видеосигнала укладывается в звуковую…"
— А если их вместе с тридцатистрочными телевизорами продавать? Для настройки при отсутствии передачи? И радиомонтерам для того же? Источник тестового сигнала…
— Ну ты умничка! — воскликнула Катя и сжала его руку. — На улице целовать не буду. Ну, я побежала в наш магазин.
"Интересно, сколько здесь стоит портативная пишущая машинка и за какое время окупится?" — думал Виктор, записывая придуманный рассказ. "А киберпреступник пусть будет американец и действует в США. Этого мы на себя брать не будем. Руссо туристо, облико морале…4 Тем более, судя по ихним фильмам, американцы совсем не против…"
На бумагу сорвалась небольшая лиловая клякса: перо и стеклянная непроливайка были освоены пока не полностью. Он чертыхнулся и продолжал.
"И вообще малость проще надо. "Джон Коннор запустил сканилку портов" — ну кто это поймет? А, вот что, распишу, какими прогами он пароль ломал. Брутфорс там, подбор осмысленных выражений для слабых паролей и прочее. Ну, про эксплойты вкратце… да, про методы социального инжиниринга при взломе сетей — обязательно. Оно как-то в идее своей понятно, а аттачи к электронной почте еще когда изобретут, чтобы всякие лохи по троянам кликали, думая, что это груди Бритни Спирс…"
Виктор еще раз пересмотрел исписанные листы. В целом можно понять, а в некоторых деталях… ну, эти читатели любят загадки, так что пусть включают воображение.
Путь до редакции он проделал довольно быстро. По дороге он заметил, что уже начал привыкать и к местным фасонам, и к музейным машинам, и к круглым лицам, словно сошедшим с экрана старого кино, и к невысокому росту местного населения. Ну он просто таким вымахал, и что?
А вот конспиративный способ передачи статей… А что, может под прикрытием этого через Бурмина идет передача донесений осведомителей в жандармерию. Очень удобно. Мало ли кто как подрабатывает, какие новости доставляет. Да и профессия журналистов имеет много общего с профессией агентов, и наверняка местные ньюсмейкеры имеют свою мелкую агентуру, тех же мальчишек или знакомых в учреждениях, всякие слухи собирать… Так что связь главного редактора и жандармерии очень даже логична. Так же, как, скажем, связь с жандармерией дворников или местных богемных куртизанок. Кто имеет информацию, тот имеет всех.
Бурмин был на месте.
— Вы просили двести строк для криминальной хроники?
— Беру, — невозмутимо ответил главный редактор. — Вам сообщили, что за гонораром заходить ко мне?
— Информировали.
— Тогда ждите. Вам сообщат. А пока получите в кассе десять рублей за утренние рассказы.
Проходя по коридору, Виктор чуть не столкнулся с Краснокаменной; она спешила из лаборатории с пачкой свежих снимков.
— Добрый день! А я по случаю хотел свою фотку у вас попросить.
— Ну конечно! Заходите, вот моя комната.
Танина комната была, кроме съемочной аппаратуры, доверху завалена ящиками со снимками и кассетницами для отснятых пленок.
— Так, посмотрим, посмотрим… Вот ваши, — и она протянула Виктору конверт из черной защитной бумаги, фабричную упаковку для позитивных материалов. Такими конвертами Виктор пользовался и сам, пока повсюду не открыли пункты проявки и печати.
— Нормально вышло?
— Отлично. У вас, Таня, легкая рука. А вы на Арсенале сегодня снимали? — спросил Виктор в надежде заодно увидеть и исторический вид этого завода, старейшего в губернии и основанного еще по приказу Петра.
— Снимала. Все очень торжественно на Арсенале. А на фабрике Вязонова в это время народ массой на улицу выкидывали и лишали средств к существованию. Хозяин локаут объявил.
— Остросюжетный социальный репортаж? А чего же вас не послали? Из газет, вроде сейчас борьба с безработицей.
— Не все так просто. Вязонов — известный фачист и не жалеет денег в партийную кассу. Денег своих рабочих, разумеется. Зато на Арсенале праздник, флаги, духовой оркестр пожарного общества… Партийный гимн пели: "Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…" Помните, предлагали сразу сделать его государственным, вместо "Боже, царя храни"?
— Ну так… — неопределенно сказал Виктор, потому что, конечно, не помнил.
— Ладно, сейчас все равно скоро новый вступает в силу, слова с мелодией надо учить. "Россия — священная наша держава…"
— "Россия — любимая наша страна…" — машинально продолжил Виктор, обалдевший от знакомой строки.
— А у вас лучше, чем у меня получается. Тренируетесь? Впрочем, слова легко запоминаются. Знаете, кто их написал? Сережа Михалков, молодой детский поэт. Тот, что "Дядя Степа-городовой". Потому и заучить легко.
"Ну вот, а ты уж тут чуть рот не раскрыл. Может, Михалков эту строку еще в тридцать восьмом придумал, да в стол положил. Хотя у нас конкурс на новый Гимн СССР был в сорок третьем…А Дядя Степа — городовой? Однако…".
— У него еще был один вариант на конкурсе. "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…" Но не взяли. Решили, что слишком узко сосредоточено на недавних событиях, а надо брать шире, с исторической перспективой. Вообще Михалков вырос как на дрожжах. Представляете — поговаривают, что за слова нового гимна ему хотят дать Святого Андрея Первозванного! Но это пока слухи.
— Да, Таня, а вы не подскажете, куда в Бежице можно пойти, особенно вечером?
— Да у нас сейчас много куда есть пойти. В кафе посидеть, в парке, на Десну на лодках покататься, или, скажем, пойти в "Иллюзион", это кинотеатр у нас…
— А что сейчас в "Иллюзионе"?
— Там две картины: "Последний из могикан", наша, и немецкая комедия, "Одна из майских ночей". Немецкая для детей старше шестнадцати, там Марика Рекк голая в озере купается.
— Интригующе. Вы смотрели?
— Еще нет. Я вообще кино люблю, но одной идти не хочется, с подругами надоело…
— Если я приглашу, никто ревновать не будет?
— Не волнуйтесь. Я сейчас совершенно свободная. И взрослая… настолько взрослая, что отказываю в таких приглашениях восемнадцати-двадцатилетним юношам, а тем, кто постарше, уже есть кого приглашать. Сэ ля ви.