— Не вертитесь…
Катя взяла линейку, лежавшую на выкройках, и приложила к его лицу вертикально и горизонтально.
— Ну вот. Завтра принесу из земобороны, будет в вашей комнате висеть.
— Интересно, а против Рузвельта они тоже поют?
— Какого Рузвельта? В Америке, почитай, два года, как другой. Теперь у них этот, на которого покушались-то… Гью Лонг.
"Хьюи Лонг? Прототип диктатора Бэза Уиндрипа из синклеровского "У нас это невозможно"? Превед американской демократии…"
— У меня самоварчик еще горячий. Чаю не откушаете?..
"Надо бы еще настольную лампу в редакции попросить", подумал Виктор, вернувшись в свою обитель после чаепития. Чай был с мятой и приятен на вкус. Похоже на краснодарский. Он включил репродуктор на малую громкость; музыки не было, вместо этого диктор читал лекцию о том, что варяги — это был не народ, а профессия, вроде мореплавателей, что Рюрик, Трувор и Синеус на самом деле были русскими, и именно потому их и пригласили, да и вообще "править" они пришли не в смысле власти, а для разрешения разных споров, типа, разводить по понятиям. После долгого дня, а, может, и от увиденного, сказывалась усталость; Виктор отключил репродуктор и лег спать, словно провалился в глубокий омут.
17. Не на том острове.
Виктора разбудил стук в дверь.
"Пришли за мной?" — подумал он, и удивился тому, что подумал об этом спокойно и равнодушно. Было тихое утро, и на левой стене комнаты уже сидел все тот же солнечный зайчик, и все так же петухи в частном секторе отмечали восход солнца, и доносилось пение других птиц и медовый аромат жасмина вытеснял бытовые запахи.
— Виктор Сергеевич! — произнесла из-за двери Катерина, — вы просили разбудить! С утра куда-то собирались!
"Тьфу, а я что подумал. Надо бы будильник завести. Хотя… здесь они дорогие, а нужен он раз от разу, не на работу же каждый день. Вздрагивать от каждого стука в дверь… Нет, это от человека зависит, будет ли он жить в атмосфере страха. А вообще, это всего лишь второй день здесь. Да: не забыть закинуть заказуху в редакцию."
На вокзале, который по вывеске назывался "Болва", все оказалось почти таким же, как на станции Орджоникидзеград, только снаружи лепнины поменьше, а кирпичных пилястр побольше. Позали, на пыльной привокзальной площади, тусовались извозчики, что-то громко обсуждая в отсутствие пассажиров, и бродили куры. Висел плакатик с указующим перстом: "На автобусы перейти через мост". Внутри основным отличием, к удовольствию Виктора, оказалось наличие буфета в зале ожидания — деревянной стойки у стены, за которой начинался ресторан. В буфете не было наценок, зато можно было взять чай (стоял огромный хромированный самовар), бутерброды с колбасой и сыром и печенье. Через окна было видно, как по перрону взад и вперед прохаживался полицейский. Виктор, на всякий случай, проверил, лежит ли у него в кармане вид на жительство.
В кассе ему объяснили, что билеты на мотрису продают в самом вагоне у кондуктора, как в трамваях. Была еще куча времени, чтобы перекусить. Значит, берем чай, бутеры… ну еще про запас печенье и карамель, на реке есть захочется. И бутылку ситро, ситро не открывать…
— Позволите?
К столику с мраморной крышкой, за которым закусывали стоя, подошел офицер в летней форме жандармерии, с одной звездочкой на погоне и с несколькими наградными колодками на груди. В руке он держал кофе в подстаканнике и тарелку с булочками.
— Честь имею, подпоручик Медников, Анатолий Семенович. А вы Виктор Сергеевич, что в "Губернском голосе" пишете?
"Однако, тут в Бежице как в деревне. Если не все знают, то силовики — это уж точно."
— Да, вы угадали. Жарко сегодня будет, решил, на речку съездить.
"Главное, не забывать о микрофонах. Тут тоже для них самое место"
— Да, уже с ранья чувствуется, припекает. А я в Брянск, по делам. На главном рынке еще не были?
— Тот, что у Десны?
— Да. Бежица у нас в основном город заводской и казенный, а торговля главная в Брянске. Рынок и от него там вверх подыматься по улицам, там еще рыночные площади будут. Брать там можно дешевле, так что по выходным тут поезд с паровозом и толпа народу, в будни — только мотриса. Если что из мануфактуры или что-то техническое, тоже лучше туда ездить, а тут — так, по мелочам.
— Спасибо. Буду теперь знать.
— Рынок, собственно, у нас тут один знатный. Ну, здесь у Паровозного еще кое-что, хотя намного меньше, а те, что при орловском вокзале и у депо — так, туда даже и ездить не стоит.
— Ясно. А вы на войне были или за какие-то спецоперации?
— На Кавказе. Там же после англичан банды остались, вот, время от времени посылают.
— Понятно. Там же еще многие родовыми понятиями живут.
— Да, это не то, что у нас. Главное, не то, чтобы они вот только на солдат или на русских нападали, они в основном-то сами своих режут. Это англичане еще так между ними завели; вроде, как в колониях своих, чтобы племена друг друга перебили, а они потом туда свою шпану с Британских островов пришлют. Правда, теперь получше, там из своих местных отряды безопасности создали, они горы знают, кого и где искать, знают. Последний раз ездили, правда, стычек не было, обеспечивали выселение членов семей банд. Это там, где местных отрядов мало. Тут же как: днем любой бандит ходит, как обычный человек, у родственников кормится, ночью за "Томпсон" — и в горы. Вот выселять и приходится.
"То-есть, у них там массовые депортации".
— Тут еще англичане им из колоний оружие шлют, и морем, через границу. Немцы еще с нами были там, советники из войск СС, по обмену опытом, обучали альпинизму, у них в Европе скалолазание, как спорт, очень развито. Так вот они что предлагали: пользуясь военным положением, брать членов семей в заложники, и если не сдаются — расстреливать. Говорят, быстрее так получится, и хозяйственных затрат меньше — отправлять там, везти, на новом месте расселять… Но это ж немцы, у них жизненного пространства мало и выселить некуда. А так это не по христиански выходит. Да и зачем — у нас страна велика, вон, переселят, где-нибудь на стройке, или в аграрном поселении устроят, трудом на хлеб себе заработают, как все. Зачем же жизни лишать-то сразу?
"М-да. Все в мире относительно, оказывается."
— А англичане как делали? Когда там были?
— Так я говорю: они просто оружие раздавали и местных стравливали, чтобы скорее друг друга перебили. А сами вроде хата с краю.
Остаток времени до мотрисы, к которой должна была прийти Таня, Виктор провел, прохаживаясь с авськой по недавно заасфальтированному перрону и предаваясь раздумьям. На соседних путях сновала маневровая "Овечка", таская вагоны с Литейного, и стоял товарняк на Рославль; от него отцепляли "Эшак", видимо, заправить водой на колонке. И еще на станции дожидалась отправки пара холодных пассажирских паровозов, выкрашенных в зеленый цвет, и похожих на предвоенные машины германского завода DLV. Такая вот коллекция.
Чем же они все-таки тут народ держат, думал Виктор.
Страхом и репрессиями? Конечно, есть часть народа, которую иначе как страхом наказания, в законопослушании не удержать. Но в целом на местного обывателя, как он вчера убедился, репрессии особого впечатления не производят. Да и к тому же, если верить Татьяне, и людей отважных в этом мире хватает; тут уже не репрессии, тут геноцид требуется, а геноцид императору не нужен, ибо другого народа ему взять неоткуда. Отпадает.
Религией? Но, как он убедился за эти два дня, религия тут занимает скорее место традиционного развлечения. Иконы там, крестики, праздники, мероприятия. Истово молящихся, чтобы вне храма, так, у икон, не замечено.
Другие виды зомбирования? Тоже не отмечено. Массового психоза не наблюдается, технические средства используются слабо. Митинг на Арсенале был. "Праздник, флаги, оркестр пожарного обшества…" Не тянет на зомбирование, не тянет. Не умеют пока здесь этого. Так что башни ПБЗ валить здесь не надо, это не тот обитаемый остров.