— Фёдор Конь любил?
— Фёдор Конь любил. У него была возможность жить в теплой Италии, а он мечтал об одном — вернуться на Родину, домой…
— И вернулся?
— Вернулся, стал строить. Построил Белый город в Москве, отстраивал Болдинский монастырь, а потом стену в Смоленске.
— Въезжаешь в город — а она среди снегов среди зелени деревьев, как красное ожерелье.
— Да, вот такое чудо у нас.
— Ирина Сергеевна, я не смогу. Это ведь целую поэму надо, а не реферат! Это должны быть какие — то возвышенные строчки.
— Да есть стихи. Дмитрий Кедрин написал поэму. А наш земляк, Евгений Алфимов, написал повесть замечательную. Почитай обязательно! И ода есть. Наша стена — это и есть ода. А ты напиши свое. Покопайся в материале. В Интернете, кстати, много источников. Сходи в библиотеку. Может, там что-то найдется. Да, обязательно изучи время, в котором он жил. Время, скажу тебе, было очень непростое. Скажем, трудное.
— Кризис, как у нас сейчас?
— Да, пожалуй, кризис. Кстати, фамилию Федора Коня знаешь?
— Конев?
— Да нет, Конём его за силу назвали. Фамилия его Петров. Фёдор Савельевич Петров.
— Стойте, так и я Петрова. Может, он мой предок?
— Почему нет? Он ведь тоже на Смоленщине родился. Исторические документы говорят, что возможно, под Дорогобужем.
— Дорогобужем?
— Это было время правления Фёдора Ивановича и Бориса Годунова. Князья Звенигородские имели вотчины на Смоленщине, в том числе и в районе Дорогобужа. Троицкий монастырь в Болдине был в то время одним из самых крупных на Руси.
— Ирина Сергеевна, у меня бабушка под Дорогобужем, рядом с Болдинским монастырем. Всю жизнь историю в школе преподавала. А теперь на пенсии.
— Ну, Анечка, я думаю, тут тебе целый кладезь материала. Давай-ка, у тебя осенние каникулы!
— Нормальные люди на каникулах отдыхают…
— Не ворчи. Это нормальные. А ты — Анна Петрова. Звучит — то как!
— Нюша.
— Нюша?
— Да, меня так все зовут. Близкие.
— Спасибо, Нюша.
Нюша отправилась за земляникой. Туесок на правую руку повесила, в левую березовую ветку от комаров отмахиваться. Бежала по тропке в строну монастыря. Ягод вокруг — видимо невидимо. К обеду хотела управиться. Часть дедушке Терентию отнести — он страсть как землянику любит, а вторую половинку домой, бабушке, может, хоть ягод поест. Бабушка совсем слаба. Нюша для нее старается, хоть и пост, молочка да сметанки. Для старых да хворых нужно. Только бабушку не заставишь, сухарик размочит в квасу березовом — вот и вся трапеза. Громко треснула ветка, кто-то шёл в ее сторону.
— Матушка Богородица, спаси и помилуй, — привычно зашептали губы, присела у берёзы, среди высоких стеблей папоротника.
— Эй, кто здесь хоронится?
— Заяц да ёж, больше некому. Ты чего, Егорша, пугаешь?
— С какой поры пугливой стала?
— С такой поры! Выскочил из-за берёзы, как леший.
— Лешие на мохнатых лошаденках по дворам рыщут, а я так — Егор рассерженно сломал ветку папоротника. Шмель, сидящий на коричневом пупырчатом стебле, загудел на Егоршу.
— Уймись, мохнатый! Разлетался.
— Ты чего, Егорша, злишься? Шмель, и тот тебе не такой. Какая букашка тебя укусила?
— Да так, девки на селе совсем от рук отбились, с молодчиками чужими слово молвят, не краснеют. А ты за ягодой?
— За ней.
— Хочешь, подсоблю?
— Ты то? — закусила травинку, рассмеялась. Алый земляничный румянец залил щеки.
— Я то. Ты что, думаешь, я землянику собирать не умею?
— Эх, спасибо молодчикам чужим, не они, так наши бы молодчики и не вспомнили бы, что ягода в лесу поспела. Ну, подсоби, быстрее будет.
Егорша сорвал веточку земляники с белым цветочком и алой ягодкой, поднес к Нюшиным губам. Та откусила ягодку, сладко зажмурилась.
— Сладкая?
— Сладкая.
— Как уста твои?
— Ой, Егорша, ты о чём?
— Кто это к вам вчера приезжал?
— Так к мастеру Терентию, в монастырь, Мартын. Будут с Терентием колокольню возводить.
— Говорят, он сын Фёдора Коня, что в Москве Белый город строит?
— Гринька твой все выпытал? Что ещё говорят?
— А то, что ты ему приглянулась.
— Ой! Правда, что ли? А кто говорит? Опять твой братец?
— Да нет, Болдинка нашептала.
— Ты, Егорша, не выдумывай, чего попадя. Я сама об этом не знаю ничего.