— Понятно. Не шестой. Ну, отдыхай, сил набирайся.
— Да что ты, бабушка. У меня куча дел. Реферат пишу.
— Какой реферат?
— Про Коня, только не говори, что по биологии.
— Про Федора?
— Про Федора, градостроителя.
— Молодец. Сама тему выбрала?
— Вместе с учительницей по истории.
— Анютка, у меня, кажется, для тебя что-то есть, я ведь собирала материал о Болдинском монастыре. А Федор ведь из наших мест, земляк.
— Да, бабушка, и фамилия у него Петров.
— А ведь правда, Нюша!
— Выходит, он наш предок?
— Возможно, детка, возможно…
Бабушка достала из книжного шкафа зеленую картонную папку, завязанную на белые ленточки-тесемки, положила ее на стол.
— Садись, чайку выпей, я тебе кашки сварила, гречневой, как ты любишь, с молоком. Позавтракай, а потом займемся твоим рефератом.
— Спасибо, ба! Ты мне про труд вчера говорила. Давай я тебе пол помою!
— Так мыла вчера, Нюша, перед вашим приездом всегда мою. Как Тимошка начинает намываться — так и я за тряпку.
— Ну, давай, еще что сделаю.
— Сделаешь, неделя длинная. — Бабушка перекладывала пожелтевшие странички. — Так, нашла, нашла, книгу Владимира Косточкина о Федоре Коне как-то мне давали, я выписки из нее делала, вот они в этой папке и сохранились.
— Покажи!
— А вот и письмо. — Бабушка бережно расправила листок. — Нюша, вот текст письма, которое Фёдору Коню дал Иван Фрязин — Иоганн Клеро, когда спасал его от суда.
— От какого суда, ба?
— Так он немца пристукнул, да так, что тот чуть жив остался.
— За что?
— Дом он ему построил. Всю душу вложил. Фёдор — мастер, все с душей да молитвой делал. Дом получился — загляденье. Наличники резные, конек на крыше белым лебедем выгнул шею, крыльцо узорчатое.
— И что, такая красота не понравилась?
— Красота. Только что русскому красота — немцу ни к чему. Кривился немец, выхаживал вокруг, искал, к чему придраться. В итоге, ткнул в Федора палкой, что-то по-немецки пробормотал.
— Зря он это, бабушка?
— Зря. Только вот Федьке бежать пришлось.
— Ты, бабушка, откуда все это знаешь?
— Читала, я же историк. Это моя профессия. Да и как же не знать? На Смоленщине живем. Он же земляк. Слава Богу, и тебе вот интересно. Давеча, к Петровне внука привозили маленького, так у него одни черепашки Ниндзя на уме да динозавры. Всех динозавров знает. Я и не выговорю.
— Давай письмо, я почитаю.
— Читай вслух.
Нюша расправила листок с написанным от руки бабушкиным круглым почерком.
«Дорогой друг! Это письмо передаст тебе русский человек Фёдор Конь. Чрезвычайное притеснение, испытываемое им со стороны царских чиновников, а также искренне желание учиться каменному делу заставило его покинуть Москву. Он отличается редкой скромностью и обладает большими способностями к строительному ремеслу. Помоги ему, и он сумеет отблагодарить тебя, а также оправдать надежды, которые я возлагаю на его будущее. Московия дикая и страшная страна. Жители ее суеверны и главным своим занятием почитают пьянство… Они больше думают о войне, чем об украшении государства дворцами и храмами. В художниках прежде всего ценят угодливость и верность великому князю. Моего друга, русского инженера Ивана Выродкова, казнили за непочтительные ответы ему (Ивану Грозному). Проклинаю дьявола, толкнувшего меня ехать к этим дикарям, вырваться от которых труднее, чем грешникам из ада…
— Зачем он так про Россию, бабушка, ведь это не правда?
— А что ему Россия, чтобы правду о ней знать, да тем более писать? Им Россия всю жизнь, как кость в горле. Чужеземец он и есть чужеземец. А вот что Фёдора спас от расправы, спасибо ему большое.
— И что же с Фёдором дальше было?
— в Страсбурге он учился три года у строителя Лоне.
— Это ему письмо было адресовано?
— Да. А потом он еще шесть лет работал в Европе.
— А где?
— Во Франции, Бельгии, Дании, Польше.
— Ого, представляю. Домой, наверное, хотелось.
— Некогда было. Он же труженик, учился строительному делу. В Европе уже тогда каменное строительство было в расцвете, замки, крепостные стены, монастыри и храмы.
— А когда он в Россию вернулся?
— Чуть позже, еще два года в Италии, в Лугано работал. Вот там и начались настоящие искушения. Он стал настоящим мастером. И его мастер, Иннокентий Барбарини, уговаривал его остаться в Италии.
— Ого, сейчас бы студент какой-нибудь за счастье бы посчитал, если бы после стажировки предложили остаться.