— Боря, — назвал его Грэг по имени, — я раб твой до гроба.
— А, сходил в «Плазму»?
— Там ребята высшего порядка!
— Не подведи меня…
— Скорее лопну, — заверил Артист.
Машины отмеривали квартал за кварталом. Леденцов смотрел в окошко, ориентируясь легко: город он знал, как свою квартиру. И все-таки не утерпел:
— Куда хоть едем?
— К Мэ-Мэ-Мэ, — промекал Грэг.
— Не бойся, не пожалеешь, — тихо успокоила Ирка.
Ее губы были где-то возле его уха. Он следил за путем, но чувствовал, что Ирка смотрит ему в затылок и ждет, когда он повернется.
Город явно кончался. Уже пошли районы новостроек. Куда они едут? Зачем? Что в рюкзаках? Беспокойство крепло. Не за свою жизнь: не убьют же. Но он мог впутаться в преступление. Потом объясняй, как это оперуполномоченный уголовного розыска попал в шайку, почему ехал на такси вечером за город, что вез в мешках, зачем связался с подростками…
Подростки? Но ведь они живут взрослой жизнью. Вот едут на такси вечером с грузом за город… Разве это не взрослое поведение? Ребятам через год-два вручат оружие и попросят охранять страну. Им-то? Ирка через год-два может выйти замуж, стать матерью и воспитывать детей. Она-то?
Машины уже мчались по загородному шоссе.
— Скоро? — притворно зевнул Леденцов.
— Приехали, — отозвался Грэг.
По соснам на развилке, по спрятанным в лесу домам, по светлым косогорам Леденцов догадался, что они в Песчаных Полянах. Машины свернули с шоссе и уже крутились меж соснами и штакетниками. Но заглохли они у высокой металлической ограды. Рюкзаки вытащили скоро, Бледный расплатился с обоими водителями, и такси уехали торопливо, будто испугались темных сосен. Леденцов огляделся. Деревья, железная ограда, тьма… Ни людей, ни огней. Но люди были. Невысокий плотный человек отвалился от сосны, подошел к ограде и чем-то звякнул, отчего в ней засветился узкий проем. Ребята взяли свои грузы и вошли в калитку. Сзади опять звякнуло. Меж калиткой и последующей стеной было метра два, поэтому они тут же миновали дверь и уже стояли в каком-то помещении, освещаемом фонарем в углу, тусклым, как лампада. Видимо, какое-то предприятие, замершее после дневной работы.
Яркий белый свет ослепил.
— Здорово, мужики!
Леденцов открыл глаза и, помаргивая, разглядел этого плотного человека…
Кепочка, что-то вроде ватника, русские сапоги. Круглое лицо, бульдожистые щеки, расторопный взгляд. И Леденцов подумал, что ведь можно иначе: рабочая одежда, приятное лицо, круглые щеки и энергичный взгляд.
— Тут Дуся спросила: а кто пятый?
— Желток, — объяснил Бледный.
— Проверен, — добавила Ирка.
— Тогда будем знакомы: Михаил Михайлович Мочин.
Он протянул руку. Леденцов тренировал не только бицепсы и трицепсы, но и кисти с пальцами. Однако сейчас ему показалось, что ладонь попала под колесо грузовика. Такая сила и жесткость бывает у людей, работающих с металлом. Ему бы еще добавить одну букву «М» — Могучий.
— Куда? — спросил Шиндорга.
— Сыпьте в уголок.
Вслед за всеми Леденцов развязал рюкзак и вытряхнул содержимое. Карбюраторы, свечи, поршневые кольца, прокладки… Спидометры, зеркала, «дворники», приемник… Кто-то даже коленвал приволок. Наверняка все краденое, видно, что детали и приборы выламывали впопыхах. Приемник вырван «с мясом».
— Ни себе фига! Спасибо, мужики. Если на свалке попадутся еще и колеса, то катите сюда.
Слово «свалка» Мочин выделил, сказав его громко и твердо, чтобы никто не сомневался: запчасти со свалки. Шито белыми нитками. Он внушал ребятам, что якобы не знает о происхождении товара. А коли не знает, то нет и скупки краденого. И Леденцов подумал, что этот человек столь же хитер, сколь и силен. Чувствуют ли это ребята? Когда они успели наворовать деталей? Видимо, еще до него, иначе бы пригласили. Интересно: сколько он заплатит?
— Мужики, возляжем? Эй, Крошка!
Леденцов не сразу приметил еще одного человека — худенького подростка в спортивной шапочке и лыжном костюме. Крошка бросился к приземистому ящику, похожему на ларь. Мочин толкнул приваленный к стене громадный рулон, и тот мягко упал на пол.
Леденцов огляделся.
Помещение — метров пятьдесят, сплошной бетон, на потолке солнцем горит лампа ватт в двести. Не то бункер, не то цех. Но стены украшены: как изделия абстракционистов висели до самого потолка масляные фильтры, диски сцепления, фары, цепи, гаечные ключи… А меж ними неожиданная и яркая краска. Неужели фрески на бетоне? Тигриная морда, бутылка шампанского, обнаженная женщина, лик Христа… Леденцов вертел головой, не понимая, чем завораживают эти стены. Неужели живописью? Скорее, контрастностью: женское тело, а рядом натуральная шестеренка.
— Ложись! — крикнул Мочин так, что по бетонным стенам пробежал звон.
Леденцов со всеми повалился на раскатанный спортивный мат. Легли полукругом. В середине оказались собранные Крошкой глиняные миски с зеленым луком, кислой капустой и солеными огурцами. Черный хлеб порезан скибками, как порублен топором. Вилки алюминиевые, кривые. Граненые стаканы не то мутного стекла, не то грязные.
Мочин сорвал винт с бутылки водки и разлил до донышка всем поровну. И Крошке, легшему с ним рядом. Сколько этому Крошке, лет четырнадцать-пятнадцать?
— Опростимся, мужички. — Мочин поднял стакан. — Вкусим за умных!
— Умные — это какие? — спросил Леденцов подурашливее.
— Умный кушает шницель, а дурак горчицу.
И Мочин оглядел его своим проворным взглядом, как обшарил.
— Тогда мы дураки: кушаем капусту…
— Это кто? — изумился Мочин, указуя на Леденцова стаканом.
— Это Желток, — объяснил Бледный.
— Я так и подумал, — удовлетворился Мочин.
Выпили торопливо, захрустев огурцами. Леденцов оглядел своих шатровых. Бледный от сосредоточенности еще больше заострился лицом, Шиндорга смотрел на Мэ-Мэ-Мэ с откровенным подобострастием. Но Грэг жевал капусту рассеянно. Ирка же не спускала глаз с него, с Леденцова.
Что для них этот Мочин? Кто он? Чем держит? Видимо, за краденые детали платит хорошие деньги.
— Сколько он даст «бабок»? — шепнул Леденцов Ирке.
— Ни рубля.
— Тогда к чему канитель?
— Он хайлафист.
— А на полу водка с капустой?
— В этом верхний шик…
— Не секретничать! — приказал Мочин, добавив, видимо, для новенького: — Умный тот, кто умеет крутиться.
— В какую сторону? — полюбопытствовал Леденцов.
— А вот кто не знает, в какую сторону крутиться, тот натуральный дурак.
Шиндорга хихикнул. Улыбнулся и Бледный. Грэг вяло жевал, прислушиваясь к разговору. Ирка дышала прямо ему в ухо.
— Может, я и дурак, — прикинулся Леденцов, пробуя догадаться, кто этот человек для ребят.
— Сейчас проверим. Дуся спросила: почему в бане все равны?
— В женской?
— Зачем в женской?
— Так ведь спросила Дуся…
— У меня такая присказка. Ну, почему в бане все равны?
— Потому что голые…
— Потому что начальство моется в сауне, — усмехнулся Мочин.
— Значит, я дурак, — признал Леденцов.
Водка ударила в голову неожиданной ясностью, будто промыла мозги…
Где же предел потаканию? Сперва золотые часы, теперь запчасти. Пьет с ними. Так и в соучастники попасть недолго. У этого Мочина статья чистая — скупка краденого. Пожалуй, скупки нет, поскольку денег он предусмотрительно не платит. Впрочем, почему скупка? Он же сам слышал его слова про колеса — «катите сюда». Классическое соучастие в форме подстрекательства. Плюс спаивание несовершеннолетних.
Но почему ребята бегут к нему телятами? Ирка и Бледный с характерами, Грэг не дурак… Ага, Мэ-Мэ-Мэ — хайлафист, человек высшей, или высокой, жизни. Но в чем она и где? В бетонной коробке? В капустке с лучком? Не нагрянуть ли сюда завтра утречком пораньше, пока целы запчасти? И что? Отдать всех под суд? Убедить и перевоспитать этим? В сущности, силой?