Фоменко первым выскочил в двойную полированную дверь, лихорадочно закурил и медленно, поджидая остальных, побрел по обшитому под дуб коридору.
- Кто же так останавливает подозреваемых? - на ходу возмущался Губарев. - Надо было приготовить оружие, один вышел к машине, а второй прикрывает...
- Ты думаешь, они за преступниками гнались? - обычной скороговоркой спросил Фоменко, с силой выпуская табачный дым из угла искривленных губ. - Они за червонцем гнались! Правильно, Игнат Филиппович?
Дерганый, нервный, Фоменко был знаменит тем, что за двадцать лет работы в розыске самостоятельно не раскрыл ни одного преступления. Он объяснял это невезением и давней травмой черепа. Травма действительно имела место, причем в связи со службой, соответствующая запись в послужном списке выполняла роль индульгенции. Впрочем, и для начальства он был удобен.
- Не знаю, - ответил Сизов и ловко завладел большим отрывным блокнотом. - Лучше покажи, что ты так старательно записывал?
На заложенном карандашом листе были коряво нарисованы машина, автомат и две фигурки, пересеченные точками. Кроме того, раз двадцать написано слово "ду-ра-ля".
- Да это я так, - привычно скривив губы, пояснил Фоменко. - Чтоб шеф не пристебался. Чего писать - дело ясное! Если б он сказал, где искать эту машину!
- Через пару часов спустись в дежурку и узнаешь.
- Думаете, найдут? Ну вы даете, Игнат Филиппович! Если опять угадаете, с меня бутылка! Распишу план - и все!
"Задушевные" разговоры Фоменко вел особым, с хрипотцой и надсадой, "блатным" шепотом, приближая лицо вплотную к собеседнику.
Губарев отпер полированную дверь. За ней дубовопанельное великолепие заканчивалось: предполагалось, что марафет в кабинетах оперсостава наведут во вторую очередь, в неопределенно-ближайшем будущем. Тусклые панели, растрескавшиеся потолки, унылая канцелярская мебель с инвентаризационными бирками из белой жести, непременные сейфы и решетка на окне.
Таких одинаково безликих комнат насчитывалось в Тиходонской области около трехсот, по стране - тысячи. Они образовывали единую сеть, процеживающую через себя горе и боль одних людей, коварство и жестокость других. Истории, которые приходилось здесь выслушивать, не располагали к мечтательности и сантиментам, поэтому обитатели их отличались резкостью, решительностью, жесткостью и грубоватой прямолинейностью. Эти качества, старательно ретушируемые в книгах и фильмах про сыщиков, позволяли им успешно противостоять тем, кто затевал примитивно-кровавые "дела" в заплеванных притонах или на тюремных нарах, тем, кто строил хитроумно обдуманные планы в купленных на общак особняках, словом, всему не признаваемому пока официально, но от того не менее опасному преступному миру - от мелкой уголовной шелупени до авторитетных воров в законе.
Сизов прошел к своему столу, сел, вытащил из календарной подставки лист бумаги.
- Сразу за план? - с уважением спросил Фоменко, пристраиваясь на подоконнике. - Я докурю и тоже пойду...
Но идти работать ему не хотелось, и он озабоченно поинтересовался у задумавшегося Сизова:
- Как же вы его будете устанавливать? По пальцам? А если в картотеке ничего нет?
"Они ничего не поняли, - подумал Сизов. - Губарев по неопытности, Фоменко по глупости. Разве что Веселовский... Тоже вряд ли. Но ему-то шеф растолкует, что к чему..."
- Чего его устанавливать, - вслух произнес Сизов. - Это хозяин машины... - Он взялся за телефон.
Губарев перестал перекладывать в сейфе картонные папки оперативных материалов.
- Почему? Может, хозяин сидел за рулем? А может, машина угнана, а труп случайный?
- Если бы хозяин сидел за рулем, они не подняли бы сразу стрельбу, вначале попытались бы договориться. И потом - труп голый, уложен в специальный мешок, к ногам привязан камень - значит, готовились убить - и концы в воду!
- А чего, правильно, - горячо зашептал Фоменко. - Все сходится...
Губарев пожал плечами.
- Если так, то почему начальник поручил такую простую линию вам?
"Молодец, парень, в самую точку, - подумал Сизов. - Потому что настала пора показать: Сизов выработался и ни на что больше не годен".
- Не знаю, - ответил он, набирая код Красногорска.
Когда Веселовский остался с Мишуевым наедине, тот жестом предложил садиться поближе, тяжело вздохнул, ослабил узел галстука.
- Александр Павлович, в этом розыске я целиком полагаюсь на вас.
Веселовский смешался.
- На меня? Я, конечно... Но почему?
- Объясню. Фоменко не хватает цепкости и настойчивости. Губарев молод, работает в областном аппарате без году неделя. Кто остается? - Мишуев смотрел выжидающе, и чувствовалось, что он знает, каким будет ответ.
- Как - кто? А Сизов?
Мишуев опять тяжело вздохнул и развел руками.
- Да, Сизов... Громкие дела, блестящие результаты, феноменальная способность прогнозировать развитие событий, неумение допускать ошибки. В управлении его прозвали "сыскной машиной", его имя так обросло легендами, что разглядеть за ними реальность довольно трудно.
Мишуев поднялся, обошел стол и сел напротив Веселовского, создавая непринужденную обстановку товарищеской беседы.
- А реальность эта весьма печальна. Сизову пятьдесят три, пенсия на носу, и все, что было, в прошлом. Он хорошо работал, он взял Великана, ликвидировал группу Шебалина, но это уже история. Да, я стажировался у него зеленым юнцом пятнадцать лет назад, но сейчас я - начальник отдела, подполковник, а он так и остался старшим оперуполномоченным, майором. А почему? Отсутствие гибкости, неумение строить отношения с руководством, неумное ерничество. И вот результат - поезд ушел. Кстати, и прежних результатов в последние годы уже нет.
- А ровеньковская сберкасса?
Мишуев небрежно взмахнул рукой.
- Там больше сделали ребята из райотдела. Одним словом, Сизов выработал свой ресурс. Поэтому я и определил ему легкую линию розыска, пусть спокойно проводит время до пенсии. Мы же должны оберегать ветеранов!
Мишуев снова встал и возвратился на свое место.
- Самая перспективная линия работы - у вас. Если постараетесь, обязательно получите хороший результат. А успех поднимет на ступеньку выше других. В связи с моим отъездом в академию ожидаются некоторые перестановки. Я думаю рекомендовать вас начальником отдела.