— К чёрту вас всех с вашими лживыми улыбками! Неужели никому никогда не хотелось сказать правду говорящему? Нельзя всегда только и делать, что ласково гладить всех по головке! — выдала напоследок она, после чего громко хлопнула дверью.
Инграм прикрыл рот рукой, пряча усмешку. Даже Микаэль выглядел куда более оживлённо, чем десять минут назад. Рейна же с лёгким осуждением посмотрела вслед Илоне, а потом села ровно, так как место рядом наконец опустело.
— Что ж, — хлопнула в ладоши Астрид. — Полагаю, нам нужно сделать перерыв. Чайник горячий, в верхнем ящике есть печенье. Кто хочет, может уйти, кто ещё желает высказаться сегодня, то мы продолжим.
Сказав это, она сразу направилась к Эстель, не дав ей возможности встать. Пока остальные постепенно разошлись по залу, переговариваясь, Астрид присела около Эстель с нравоучительным видом.
— Не самый лучший первый день, так? — улыбнулась она, выглядев в неформальной обстановке не так строго и чопорно.
— Ещё одна моя особенность.
— Прости, моя ошибка. Не стоило принуждать тебя говорить, если ты не хотела. Многие не готовы, как и ты, открываться сразу.
— Особенно если рядом присутствуют такие люди, как Илона.
— О, Илона не такая плохая, поверь. Она просто слишком эмоциональна и редко выходит из себя, несмотря на её последние слова.
Эстель помнила, что в первые минуты Илона вела себя вполне дружелюбно, но смена настроения произошла именно в тот момент, когда она что-то сказала Рейне про неё. Видимо, ответ оказался не таким приятным, что и повлияло на дальнейшее поведение Илоны.
— Если бы я не разучилась говорить о том, что у меня на душе, этого бы не произошло, — вздохнула Эстель.
— Не переживай. Не все одарены красиво говорить, но я буду рада, если ты придёшь снова. Анна сказала, что мы встречаемся каждую неделю по воскресеньям? Это не строгое расписание, но некоторые не пропускают ни одну встречу. Кто-то продолжает приходить только ради поддержки других.
Эстель задумалась: хотела ли она прийти снова? В конце концов, цель так и не достигнута, она не облегчила душу, а только вновь накрутила себя.
— Не знаю. Может быть.
— Это Рейна привела тебя? — неожиданно спросила Астрид.
— Нет, мы даже не знакомы. Вернее, виделись один раз, но сюда меня направил другой человек, его зовут Олаф.
— Олаф? Я помню этого юношу, но уже давно не видела его. Кажется, он решил свои проблемы, что к лучшему.
— Он считает, что решил, — согласилась Эстель, вовсе не горя желанием рассказывать результат истории Олафа.
— Я дам тебе совет, — сказала Астрид. — Все мы испытываем неудобства перед чужими людьми. Поэтому здесь часто новички стараются с кем-нибудь подружиться или хотя бы перекинуться парой слов вне этого круга. Я посчитала, что вы с Рейной друзья или неплохо знаете друг друга, между вами была зрительная связь, когда ты рассказывала.
— Вряд ли мы станем хорошими друзьями, у нас слишком разные жизни, — нервно рассмеялась Эстель, запахивая кардиган плотнее.
— Но вы обе сейчас находитесь здесь. Такие ли разные у вас жизни? — подмигнула Астрид, встала, изящно повернулась на каблуках и направилась в сторону двери.
Эстель не могла определить, сколько ей лет. Астрид относилась к тому типу женщин, которым одновременно можно было дать и двадцать пять, и сорок лет. Однако отрицать было бесполезно: она выглядела потрясающе. Засмотревшись на прямую осанку и статную походку, Эстель не сразу сообразила, что откровенно пялится на Астрид с открытым ртом. На работе она частенько встречала ярких наштукатуренных девушек, гордившихся идеальным личиком, заслуга которого находилась в руках визажистов. Однако эти девочки что-то представляли из себя лишь внешне, а внутри были обыкновенными пустышками. Стоило только кому-нибудь попытаться завести с ними разговор, как красивая картинка разбивалась вдребезги, открывая совершенно пустую голову с глупыми мыслями.
Астрид же производила впечатление умного рассудительного человека, у которого, однако, тоже имелись свои тараканы. Какие именно, Эстель пока что сказать не могла, но была уверена в их наличии.
Помещение, в котором проходило собрание, в чём-то отражало Астрид: просторное и минималистическое, но с огромным смыслом.