— Клаус? Бывший парень? — предположила Рейна.
— Брат. Старший брат. Он был моей опорой, моим лучшим другом.
После похорон Клауса Эстель запретила себе думать о нём. Пока родители скорбели по сыну, она единственная пыталась найти в себе силы жить дальше, хоть ей и казалось, что она переживает потерю гораздо острее.
— Что с ним случилось? — Рейна больше не копалась в коробке с одеждой; всё её внимание было устремлено на Эстель. — Давай же, сейчас я твой клуб потерянных сердец. Считай, у нас незаконченное задание в парах.
Они вправду так и не дошли до обсуждения настоящих проблем на том занятии. На работе Эстель ни разу не упоминала о Клаусе, всем говоря, что брат у неё только один — Леон. Однако Леон появился уже после ухода Клауса. Эстель расценила это как попытку родителей найти ему замену. Всё их время было посвящено Леону, и в какой-то момент Эстель остро ощутила одиночество в том доме, куда раньше со всех ног спешила вернуться. Она поняла, что теперь ей больше всего на свете хотелось сбежать как можно дальше.
— У него было слабое сердце, — она с трудом перевела дыхание, слыша громкие удары в груди. — Однажды я вернулась домой и обнаружила его мёртвым в гостиной. Он упал, когда ставил на стол тарелку с пастой и фрикадельками. Врачи сказали, остановка сердца — он умер мгновенно. Но я до сих пор не могу отделаться от мысли, что если бы пришла на несколько минут раньше, то могла бы вызвать скорую и спасти его. Могла бы…
Рейна ничего не говорила достаточно долго, а Эстель сидела, опустив голову и видя перед собой только пушистый ворс ковра. В один миг нескольких лет не стало, осталась лишь маленькая четырнадцатилетняя девочка, которая сильнее всех в семье скучала по брату.
— Ты не виновата, — без попытки приободрить сказала Рейна.
Эстель, собравшись с силами, кивнула, хоть и ощутила груз, взваленный ей самой на плечи, ещё сильнее.
— Я знаю. Но от этого не легче.
***
— Ты вспоминаешь о Клаусе? Хоть иногда.
Эстель задала вопрос и только после опомнилась, резко обернулась, столкнувшись с застывшей мамой. Она держала сковороду под сильной струёй воды из крана. Мелкие частые капли летели в стороны, брызгая на красный фартук, но мама этого совершенно не замечала. Её взгляд медленно потух, и, часто заморгав, она отвернулась обратно к раковине, принявшись жёстко тереть сковороду.
— Почему ты вдруг спросила? — мама старалась, чтобы голос не дрожал, но Эстель заметила предательский скачок в конце фразы.
Она выпрямила спину, уперевшись руками в край стола.
— Просто… всегда хотела спросить. Ты никогда не вспоминала о нём. А когда появился Леон, то Клаус и вовсе перестал существовать.
Эстель думала, мама разозлится. Думала, она закричит на неё, бросит мокрую губку и громко топнет ногами в мягких пушистых тапочках. Но мама не закричала, лишь продолжая тщательно отмывать сковороду.
— Клаус не перестал существовать, милая. Просто всё время уходило на Леона, так что… — Она остановилась, шумно вздохнула и закрыла кран. — В конце концов, кто-то должен был держаться. Мы все держались, и если бы хоть один не выдержал, думаю, не выдержали бы все. Леон нам помог.
Леон нам помог.
Эстель помнила свои первые смешанные ощущения, когда у неё появился новый брат. Она начинала ревновать родителей к нему, хотя с Клаусом такого не происходило. Ей казалось, что родители специально перестали обращать на неё внимание: Леон стал новым центром, вокруг которого всё вращалось, новым центром, который был призван помочь забыть остальное.
Желание побега родилось в первый год жизни Леона.
Бежать. Бежать как можно дальше. Нет цели? Найти её. Придумать, в конце концов! Что ей так нравилось в детстве? Одежда? Модные показы? Нитки и иголки? Отлично!
Так Эстель и убедила себя, что ей непременно нужно стать лучшей в этом деле. Лучшей она, может быть, и не стала, зато с успехом заняла голову на несколько лет, да и ещё умудрилась уехать из дома, а потом полностью погрузилась в работу. Однако побег настолько утомил её, что пришлось признать слабость.
— Мам, — вздохнула она, — может, позволишь Леону бросить художественный кружок? Он ему всё равно не нравится.
— Но ведь…
— Разностороннее развитие, да-да, я знаю. Поверь, если он поймёт, что ему это действительно нравится, то он сам попросит вернуться. Кстати, куда ты ходила на свои кулинарные курсы?
Мама в тот момент выронила губку от удивления. Эстель ещё долго веселилась, вспоминая тот момент и то, как легко мама согласилась дать Леону паузу. Лучший способ понять, что тебе что-то действительно нравится — отказаться от этого. Сделать ту самую паузу, переключиться на другое. Задержать дыхание и с наслаждением выдохнуть и вдохнуть вновь.
Эстель записалась на кулинарные курсы, а придя на вступительную лекцию, долго не могла поверить, что собралась возиться с ложками и чашками. Она уже была готова признать, что нитки, иголки и чертежи ей нравятся гораздо больше, но решила не спешить.
Просто нужно время. Время, чтобы спокойно находиться там, где жил Клаус, и не хотеть больше сбежать. Нужно время, чтобы определиться, чего она на самом деле хочет.
Рейна очень долго смеялась, когда узнала, что вместо работы в ателье Эстель предпочла обучиться ненавистной кулинарии. В тот вечер они сидели на крыше небольшого двухэтажного домика, долго целовались, после чего Эстель вслух прочитала сообщение от Реми:
Грета захотела увидеться с Олафом. Олаф сказал, что не хочет. Повеселись!
Но Рейна веселилась сильнее, бормоча сквозь смех, что Олаф наконец-то отрастил яйца. А Эстель в этот момент совершенно искренне радовалась, что, вернувшись, нашла таких замечательных людей. Ей нравился Олаф, пусть он и был зависим от Греты и вообще выглядел обманчиво благодаря мышцам и росту. Ей нравился Инграм, пусть и пришлось сказать ему «нет». Оставался вопрос, смогут ли они просто общаться, или же теперь Инграм не сможет даже говорить ей «привет»? Ей нравилась Рейна — свободолюбивая, немножко дикая, но в то же время добрая и стойкая. Может быть, Эстель и в этом случае делала очередную ошибку. Может быть, ей стоило сказать Инграму «да» и начать ходить с ним на свидания, как все обычные люди, но она решила попробовать другое.
— Смотри, — Рейна указала куда-то вниз, на проезжую часть.
Эстель видела лишь мелькавшие автомобили, пока не поняла, что Рейна указывает на жёлтое такси, притормозившее у обочины.
— И что?
— Такси.
— Вижу.
— Раз уж ты поведала о том, что решила учиться готовить, то и я кое-что расскажу. Ты спрашивала, кем я работаю. Так вот. Вожу вот такое жёлтое корыто на колёсах.
Теперь настала очередь Эстель смеяться.
— Нет-нет, подожди, я правильно расслышала: ты — водитель такси? Водитель такси, живущий в старом вагоне поезда?
— Тебя что-то удивляет?
Эстель только громче рассмеялась.
— Просто это… так странно.
— Ничего странного. Тот вагон — моя съёмная квартира на природе. По крайней мере, так считает отец, — Рейна выставила руку вперёд, пресекая попытку Эстель издать удивлённый возглас. — Да, у меня есть нормальный родной отец. И с ним у меня хорошие отношения. Просто летом у нас что-то вроде отпуска друг от друга, а зимой, когда бывает слишком холодно, я порой живу и ночую у него.
Такси, подобрав пассажира, отъехало от обочины и скрылось за ближайшим поворотом. Эстель в очередной раз восхитилась девушкой, сидящей рядом, и долго-долго смотрела на её профиль, окрашенный вечерними огнями. На душе было тихо и спокойно. Теперь она могла прийти в «Клуб потерянных сердец», сесть напротив Астрид и рассказать свою историю, не беспокоясь даже по поводу десяти незнакомцев рядом.
Теперь ей хотелось рассказать свою пока ещё не законченную историю.