За несколько месяцев до увольнения Баудера произошел следующий случай.
В начале марта в цехах кто-то нацарапал на стенах три виселицы. Текст под ними: «Повесить Баудера — эту коммунистическую свинью!» И ниже: «Баудер — левый».
Два месяца спустя на доске объявлений появился картонный плакат: «Вчера — Бенно Онезорт, сегодня — покушение на Руди Дучке, завтра — Баудер!»
Этому предшествовало заявление администрации фирмы о том, что Баудер вносит разлад в нормальную производственную обстановку, мол, на него жалуются лучшие рабочие фабрики… И действительно, некие Брахерт и Кеттлер в один голос заявили: «Либо Баудер, либо мы».
Брахерт: «У меня с Баудером произошла стычка, и я был вынужден вместе с Кеттлером обратиться к руководству фирмы. Мы заявили, что если Баудер не прекратит свою политическую трепотню, то подадим заявление об уходе».
Брахерт, уже открыто распространявший газету «Дойче нахрихтен», орган национал-демократической партии ФРГ (НДП), незадолго до выборов в ландтаг в присутствии нескольких рабочих фирмы угрожал Баудеру: «Так и знай, если на предвыборном митинге Таддена ты вздумаешь бросить в его адрес хоть одно оскорбительное замечание, то я пристрелю тебя из своей винтовки с оптическим прицелом».
Пятница, 12 июля, конец рабочей смены, 15.40. Баудера вызывает к себе руководство фирмы. Обердорфер и Кёпф, его зять, начальник отдела кадров, зачитывает Баудеру три докладные записки, в которых он обвиняется в производственном саботаже. Брахерт, Кеттлер и Трауб, подписавшие эти сигналы, дружат между собой. Они утверждают, будто бы собственными глазами видели, как Баудер открыл края у неработавшего газосварочного аппарата.
Обердорфер: «Раз уж дело приняло такой оборот, то наша дальнейшая совместная работа невозможна».
Баудеру ясно, что его политические противники сговорились: «Наконец-то вы добились своего».
Обердорфер: «Разумеется!»
Баудер, чей рабочий день к этому времени уже окончился, заявляет, что здесь бесполезно что-либо доказывать, остается одно — предать это беззаконие огласке, привлечь администрацию фирмы к суду за клевету и проинформировать обо всем прессу.
На следующий день Баудер получает извещение о расторжении трудового договора. Одновременно его ставят в известность, что отныне ему запрещен вход на территорию фирмы. Причина расторжения договора не указана. Дважды Баудер пытается подать в суд жалобу на клевету, каждый раз безуспешно. Мотивировка: он как истец вначале должен дождаться результатов полицейского расследования. Жалобу принимают лишь после того, как он нанимает адвоката. Адвокат узнает, что Баудеру до сих пор не предъявлено никакого иска. Лишь пять дней спустя, после сообщения местной прессы о якобы произошедшем производственном саботаже, подключается прокуратура.
Однако ранее, чтобы как-то обосновать увольнение Баудера, фирма сообщила ведомству по вопросам труда, что «на него заведено уголовное дело», хотя в то время никакого расследования против Баудера не велось, никакого иска к нему предъявлено не было, о чем суд дал соответствующую справку.
Лишь когда делом Баудера заинтересовывается пресса, уголовная полиция принимается за расследование, правда, не комиссариат в Хейденгейме, а политическое ведомство близлежащего Эльвангена.
После того как на допросе в полиции Брахерт, Кеттлер и Трауб запутываются в противоречивых показаниях, а пресса предает гласности предысторию этого дела, фирма отказывается от первоначальной мотивировки увольнения Баудера.
Но прежде чем это произошло, производственный совет сделал следующее заключение:
«В течение нескольких месяцев производственный совет имел возможность наблюдать, как Баудер непрерывно подвергался клеветническим выпадам; причиной этой травли послужили его политические взгляды. Производственный совет, заслушав показания трех слесарей, имеет все основания подозревать, что выдвинутые в настоящее время против Баудера обвинения послужили причиной его увольнения без предупреждения, не соответствуют истине. В отличие от вышеупомянутых слесарей член производственного совета Лохштампфер, работающий в том же самом помещении, не обнаружил никакого запаха газа».