Три года назад меня поразил страх. Наверное, самый страшный страх за всю жизнь. Я вдруг поняла, что не помню того, что было со мной до трёх лет. То есть, конечно, мы не можем помнить каждый день, запоминается лишь самое... запоминающееся. И всё же я не могу смириться, никак не могу, и не понимаю, почему могут другие. Ведь бесценно каждое воспоминание, даже самое плохое. Чтобы в любой момент можно было оглянуться и порадоваться, что оно - позади.
Но где граница между тем, что стоит запомнить, и тем, что нет? Между воспоминанием и ничем? Ведь я не записываю всё подряд, иначе бы, само собой, не было бы самой моей жизни - один дневник, свидетельствующий о чьих-то мыслях. Если всё вокруг - алмазы, то не бесценно ничто. Я не веду учёта времени. Я лишь слежу, чтобы не потерялось важное. Чтобы не допустить вторжения пустыни в те владения, чья граница для прочих людей с каждым годом рушится, отступая всё ближе к настоящему. Но сможет ли много лет спустя любая из этих записей вернуть меня в день, когда она была создана?
Сегодня я открыла глаза и прошептала:
- Гори. Гори.
Затем вскочила с кровати, отчего голова моя закружилась от слабости. Я стукнула по одеялу кулаком и засмеялась - сама не знаю почему.
Дальше: включить монитор и поставить «Don't Let Me Down». Сегодня ничего тяжёлого, ничего печального. Ничего несерьёзного.
Первым делом - помыться.
Папа часто сетует на то, что вода из ванны медленно уходит, но, к счастью, ничего не делает, чтобы это исправить. Он приходит с работы, моется, ругается себе под нос, но вскоре идёт на кухню, где ужин неизменно стирает ему эту часть гневной памяти. А мне того и надо. Ведь если бы вода уходила быстро, я бы не смогла подолгу смотреть на кружащиеся в ней радужные хлопья мыльной пены. Они сверкают, вращаются, сбиваются, липнут друг к другу, вытягиваются в струи, но, в конце концов, все попадают в чёрное око водоворота. Всё быстрей и быстрей. С ускорением.
А что, если всё так и есть? Что, если вся Вселенная, разлившись когда-то, теперь медленно, вращая спиралями галактик, сливается сквозь неминуемые дыры... куда?
Несколько десятков километров до дачи. Тридцать Земель до Луны. Порой кажется: пешком дойти. Импактное событие. Скоро они будут здесь, ничто им больше не благопрепятствует. И это единственное, что портит мне настроение, хотя я и люблю путешествовать. Пишут, что где-то в далёком городе на западе жила чета долгожителей-рекордсменов. Кажется, где-то в Восточной Европе. Так вот, родились в этом городе - и умерли в нём же. И за все годы ни разу не выезжали. Ну и? Это что, секрет долголетия? Может и быть. А по-моему - рецепт тупости.
Если первый шаг ребёнка это первый шаг к его смерти, то стоит ли удивляться долголетию всяческих карликов?
Зато завтра мне не надо идти в школу. Вообще-то, в прошлом году я уже пропустила тайком первое сентября и собиралась сделать то же самое в нынешнем. Никого не волнует, была ли ты в школе на День Знаний - ни родителей, ни учителей. Так зачем же там появляться? Повидаться с подружками? Но у меня их нет. Вернее, есть, но лишь с их точки зрения. Может, это звучит несколько надменно, но поделать нечего. Не могу признать дружбой такие отношения, когда не скучаешь по человеку хоть всё лето. А я не скучаю. Впрочем, и они, видимо, тоже, а называют «подругой» только потому, что не могут сказать правду в лицо. Они всегда так восторженно приветствуют меня, обнимаются, «сколько лет, сколько зим», «где пропадала». Но разве кто-то из них хоть раз за лето попытался меня найти?
Поэтому я вышла из автобуса на полпути к школе, избавилась от банта в волосах, став обычной девочкой, и просто бродила по городу, пока не вышла к центральной площади. Там я села на скамейку, достала из рюкзака наушники, воткнула провод в телефон и уставилась в небо, полностью отдавшись музыке. И сидела так, откинувшись на спинку, примерно полчаса, пока не дослушала альбом. Правда, последнюю песню я как-то пропустила мимо ушей, а в голове осталось: don't want anything to change, don't want anything to change... Мне было запредельно хорошо, и то, что я смухлевала, и то, что все мои сверстники сейчас со скукой ожидают окончания дурацкой, всегда одинаковой линейки, чтобы украсть у школы остаток ещё тёплого дня, и то, что мамы с колясками так странно на меня смотрят, да и все странно на меня смотрят, из-за огромных наушников - всё это только подогревало во мне ощущение блаженства. Я улыбалась детям, а они, если встречались со мной глазами, улыбались мне. Мама говорит, что у меня талант няньки - и в детсаде младших ребятишек обувала, и с дочкой Надежды Борисовны сидела прошлым летом, когда они с мужем работали допоздна, и даже старшую сестру с ложечки кормила, когда она болела, хотя последнее было так давно, что даже мой дневник не помнит. Ну не знаю, в общем. Если что-то даётся слишком легко, я не считаю это талантом. Потом я убрала наушники и достала чистую тетрадку, для занятий по английскому. И написала в ней рассказ. Причём рассказ, как я с ужасом поняла, когда закончила, получился о любви. Я даже хотела его выбросить, но не смогла себя заставить. Вместо этого я вырвала страницы и спрятала их в стопке дневниковых тетрадей за прошлый год. Быть может, позже...