- И сколько вы уже накопили?
- Ну... чуть больше четырёх миллионов. Я всё говорю: пора, пора. А она: нет, подожди еще, не хочу жить в халупе. Она всё время каталоги просматривает - рынок прощупывает, так сказать. Прямо дока в этих делах стала. Говорит, скоро цены на жильё упадут. Хотя с чего бы им падать? Ты не знаешь?
- Нет.
Он потёр подбородок, затем сжал руку в кулак. Лицо его приняло мученическое выражение.
- Невмоготу. Невмоготу уже. Иногда даже не верится, что мы когда-нибудь съедем со своей комнатушки. Но я ей доверяю больше, чем себе. Вот в чём штука.
- И где вы хотите брать дом?
Мученическое выражение сменилось мечтательно-детским.
- Ну не в центре, естественно! - засмеялся он. - Примерно в таком же районе. Или даже прямо тут. Чтоб тихо, без суеты. Нельзя в суете детей растить. И надо чтоб природа под боком была.
Я непроизвольно бросил взгляд под ноги: мёртвая трава, окурки, грязь.
- А до работы добираться не далеко будет?
- Это дело десятое. Да и неизвестно ещё, где она будет, эта работа. Надюха же у меня врач, а больницы - они же везде, можно близко к дому найти...
Мы ещё постояли немного молча. Когда я уже собрался наврать, что мне надо срочно идти, чтобы спасти готовящийся ужин, он снова протянул мне руку.
- Ну бывай... счастливчик. И да: если наметится какая-нибудь работка типа ремонта, где одному не справиться - обращайся. Крышу там починить или забор. Или шкаф перетащить. Халтурка, в общем...
- Спасибо, я подумаю.
- Ну пока.
- Пока.
Я поднялся на крыльцо и вошёл в дом.
Обычные три куска рафинада на этот раз почему-то не дали мне почувствовать сладость чая. Когда же я добавил четвёртый, чай стал приторным.
- Счастливчик? - сказал я вслух.
***
Жечь не было наслаждением. И не было какого-то особого наслаждения видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Ничего подобного. Несмотря на искусственно возбуждённую в себе ранее весёлую безразличность, сейчас я не чувствовал ничего. Ушла даже депрессия. Я просто смотрел на огонь и думал лишь о том, что больше не увижу этих вещей.
***
Оставив чай, я сел за компьютер и запутался в сети.
Интернет всё больше превращается в своего давнего врага - телевидение. Людям скучно даже с общими интересами. Новость-однодневка собирает тысячи никому не нужных комментариев. Столица наивно полагает, что происходящее в ней как-то трогает остальную часть страны. Имена каких-то блогеров, перформансы с невнятной целью, митинги, проплаченные неизвестно кем. Теории заговора на ровном месте. Поиски смысла в междометиях. Ко всему - приставка псевдо-. Война власти с самой собой. Борьба нетерпимых с нетерпимыми. Оковы свободы. Эпитет «зеркало нашей действительности» скачет между безвестными писателями, выдающими книги, совершенно далёкие от какой-либо действительности: книги ближнего прицела, книги со спёртым воздухом, книги с открытым концом, маскирующим неспособность автора написать этот самый конец, который, ради справедливости, никому и не интересен. Выпендрёж ради выпендрёжа. Песни, стремящиеся выжать печаль, но вызывающие лишь скуку и головную боль. Песни, старающиеся выжать веселье, но порождающие лишь назойливые рефрены. Оскорбления за деньги, позор ради славы. Соревнования по величине срама. Истерзанная история, заплёванное настоящее, обесчещенная старость...
Но над всем этим, всё так же - седые звёзды. И, как и звёздам, мне чуждо всё это. Я не презираю, не ненавижу - на это моих сил уже не хватает. Я всего лишь не понимаю. Не понимаю и не хочу.
И мне кажется, что таких, как я - миллионы. Возможно, нас больше, чем всех остальных. А, может быть, это мы - все. Миллионы людей, сидящих вечерами за компьютером или книгой, отрывают глаза от букв и безучастно смотрят в потолок. Миллионы людей, заражённых пандемией двадцать первого века. Миллионы, скучающие по эпохе, которой никогда не было, по общности, которая никогда их не соединит, по звёздам, которых никто не достигнет. Миллионы, уставшие от дешёвой карамельки «Всё будет хорошо», потому что она только подтверждает их опасения касательно настоящего - осточертевшего, затянувшегося до бесконечности на всей планете мёртвого сезона.
Миллионы несчастных без причины.
И снова я перед зеркалом, снова пытаюсь постичь собственную географию, взглянуть на себя, как космонавт с орбиты - на Землю. Лицо такое, будто я недавно пережил смерть родственника. Вялая мысль: а ведь так и есть. У меня умер я. Вялая контрмысль: как пафосно.
Мне хочется плакать. Но слёзы будут смешны, пусть их даже никто не увидит. Вот до чего я дошёл: даже собственная жалость кажется мне жалкой. К тому же, эти позывы на плач так надоели мне за последние дни, что вызывают раздражение. Да, слёзы утешают даже мужчин, но временного самоутешения сейчас мне не нужно. Его не хватит, так что - хватит. Надоело. Я хочу чувствовать. Я хочу участвовать. Я должен что-то сделать, чтобы делать.