И тогда, глядя её в глаза, я понял, что это не просто вспышка, а глубокое неприятие, зародившееся не сегодня, не вчера, а, возможно, с самого начала знакомства. Неприятие не ко мне в целом, а к какой-то моей части, которую она желала бы устранить, выжечь, вырезать как опухоль, несмотря на все протесты идиота-пациента.
- Ясно, - подвела она итог моим внутренним терзаниям. - Я домой.
- Подожди!
Я буквально подскочил к ней, взял за плечи и развернул лицом к себе. Из-за её роста наши глаза были на слишком разных уровнях, так что мне даже захотелось встать на колени, но было ясно, что она этого не одобрит. Присесть же на корточки означало лишний раз напомнить ей, что она ребёнок.
- Значит, ты ждешь от меня критики? - сказал я.
- Господи... да!
Я облизнул губы.
- Что ж, я покритикую. Только не уходи сейчас, пожалуйста. Только не сейчас и не так. Сядь и дай мне подумать.
Она молчала с минуту, смотря на мои руки, лежащие на её плечах.
- Хорошо. Только не думайте слишком долго. Просто сформулируйте то, что придёт первым в голову, а потом скажите. Ложь ведь никогда не приходит в голову первой.
- Обещаю.
Мы вернулись к костру. Я бросил в него все остатки дров и вещей, чем едва его не затушил. Потом сел на своё ведро.
- Итак...
Мира выпрямилась.
- Самый главный недостаток - отсутствие человека. А там, где нет человека, нет и сюжета. Понимаешь ли, мало кому интересно читать об абстрактных инопланетянах, пусть даже это целые вселенные, если они не вступают в контакт с человеком. В одном месте, правда, ты это поняла и встретила мюввонов с реллеками, которые, похоже, мало чем отличаются от людей. По крайней мере, никаких странностей за ними я не заметил. Но даже эта история представлена у тебя как хроника без дат и имён. Всё же остальное очень напоминает какой-то курс лекций. Это неплохо, если ты старалась написать научный трактат или эссе, но мне всё же кажется, что ты писала научную фантастику. А чтобы фантастика была качественной, она, как ни парадоксально, должна быть реалистичной. Хотя, впрочем, это можно сказать вообще о любом жанре...
Она кивнула.
- Хорошо. Дальше.
- Другой недостаток - в балансе вопросов и ответов. Первых слишком много. Раньше мне это нравилось, раньше это заставляло меня с нетерпением ждать следующей «серии». Но сегодня... сегодняшний рассказ почти вывел меня из себя. Такое чувство, что ты писала его как окончательный и в то же время - специально недоработанный. Почти сплошной туман, везде объясняющийся недоступностью для нашего понимания. Если почти ничего не известно, то о чём писать? Ты как-то исхитрилась, но в итоге рассказ получился бессвязным и потому - опять-таки нереалистичным. Не объясняется, влияет ли Цулаккэ на скорость расширения Вселенной. Не объясняется, почему скорость перемещения в скрытых измерениях мгновенная. Не объясняется, почему нельзя считать мюввонов злыми, хотя приведён только один пример их участия в судьбе цивилизации - и это пример бессмысленной жестокости. Не объясняется, почему это мы «возможно, когда-то будем» мюввонами. Наконец, не объясняется, почему вообще автор твёрдо уверен в одних аспектах, а другие ему неизвестны, хотя и те, и другие лежат в одной плоскости познания. То он вездесущий наблюдатель, способный заглянуть внутрь мюввона, то беспомощен настолько, что не может объяснить наличие «Трабанта» в центре масс Фуруда. И, наконец...
Я замолчал.
- Что - наконец?
- Наконец.... Извини, но мне совершенно непонятно, в чём смысл всего этого. Что ты пытаешься до меня донести? Ведь всякое произведение художественной литературы - о человеке. Оно несёт идею и что-то нам объясняет, иногда даже пытается чему-то научить. Пусть «мораль» - избитое слово, но её можно найти в любом, даже самом вычурном или откровенно слабом рассказе. Я пытаюсь понять, что за всем этим скрывается, но ничего не выходит. Нет, я не понимаю. Мюввоны - это метафора? Цулаккэ - метафора? Какая у нас связь с этими... сущностями?
Я ждал ответа, но Мира только вздохнула.
- Ты не объяснишь мне?
- Не думаю, что должна это делать. Извините.
- То есть, я сам должен догадаться?
- Да.
Я подумал.
- Возможно, ты и права. Ну а теперь... Теперь я скажу, что мне нравится в твоих рассказах.
И я встал с места.
- Мне они нравятся тем, что я долго думаю о них потом. Даже не думаю: вижу. Каждый раз после того, как ты уходишь, я лежу в кровати и представляю себе ледяную планету, мюввонов, а после сегодняшнего рассказа точно буду представлять себе Цулаккэ. В твоих образах что-то гипнотическое. Что-то, чего я уже давно не нахожу в книгах, которые теперь читаю не сколько ради удовольствия, сколько для того, чтобы не разучиться читать. У меня такое чувство, будто я видел эти картины очень давно - не то в детстве, не то в забытом сне, не то в прошлой жизни. Они манят меня, не оставляют в покое. Я думаю о них, когда одеваюсь, ем, еду в автобусе, сижу на работе. Это как навязчивая мелодия - за тем исключением, что мне это нравится. И не только потому, что это интересно и необычно. А потому что... это делает меня лучше, так что ли. В этом что-то ностальгическое. Ностальгия по чистой красоте, которую невозможно развенчать или унизить и которая побеждает всё...