Первые фразы я едва вытолкнул из себя, последние - вытекли из меня бурным потоком. Словно где-то внутри лопнул долго созревавший нарыв, отверстие в котором всё расширялось и расширялось, пока не кончилась извергавшаяся из него желчь. Я писал почти бессознательно, не стремясь придать тексту хоть какой-то смысл. Я лишь хотел познать, что у меня внутри. Понять - и вытравить.
Закончив, я вырвал лист из тетради и, мельком прочтя написанное, скомкал и отбросил его в сторону.
Старики, сидящие на планетах... Большие старики на маленьких планетах... Много-много маленьких планет...
Я окинул взглядом стол, окно, стены, ища какой-то знак или знамение. Комната молчала, словно меня покинул весь мир.
И тогда мой взгляд зацепился за название книги, стоящей на полке справа. Полке, отведённой под собрание американских классиков двадцатого века.
Спустя минуту грифель стремительно ездил по бумаге.
8. СОН ПОД СОЛНЦЕМ
Случилось вот что.
Я долго сквозь сон ощущал какой-то странный звук. Им оказался телефон, вибрирующий на ночном столике.
- Аллё, - слабо прохрипел в него я. Потом прочистил горло и повторил уже чётко: - Аллё.
- Ник?
- Кто это?
- Михаил.
- Кто?
- Михей!
- А-а... Здорово.
- Ты где?
- Дома.
- Как это дома? Что за дела?! Почему на работу не вышел?
- Не вышел? - Я словно протрезвел и бросил взгляд на окно. За ним было светло. Слишком светло.
- Сколько времени-то сейчас? - спросил я.
- Обед уже скоро. Ты почему проспал?
- Проспал? - Я даже не поверил в то, что это случилось.
- А что, не проспал? Если бы ты домой отлучился, то меня, наверное, спросил. Так?
- Ну да.
- Так в чём дело?
- Я... да, я проспал.
- Пил?
- Чего?
- Бухал?
- Нет.
- А что делал?
- Да... так, засиделся. Кино смотрел.
- Кино. Кино вечером смотреть надо, а не в ночь на понедельник.
Я пожалел, что не ответил: «Да, бухал». Потом вздохнул и с силой потёр лоб.
- Слушай, Михей, извини. Правда, сам не пойму, как это так вышло. Странно получилось. Никогда же не опаздывал...
- Угу. - Пауза. - Верно, никогда. Поэтому прощу - в первый и последний раз. А теперь быстро собирайся и дуй на работу. Чтобы через полчаса был здесь.
- Хорошо.
- Мне по делам уже надо... Твою-то мать, если б я не заглянул, тут бы так всё и стояло до вечера! Я что тебе, за валяние в постели деньги плачу?
- Ну почему до вечера-то... Я обещаю, что такого больше не повторится.
- А ты не обещай, Ник! Ты просто приходи в десять, а уходи в шесть. Ничего сложного.
- Да ведь я только сегодня проспал!
- И конкретно меня подставил. Первое сентября - а у нас магазин закрыт. Я откуда выручку брать буду? С твоей зарплаты?
- Если хочешь - можешь вычесть.
- Захочу - и вычту... Всё, короче. Давай быстрей собирайся и на работу.
- Хорошо, скоро буду. Только...
Но в трубке уже шли гудки. Я положил телефон и попытался осмыслить то, что произошло.
Я лёг в шесть утра.
Я был уверен, что будильник разбудит меня ровно в девять.
Как оказалось, я просто забыл включить его, тогда как вырубил ещё в пятницу, чтобы он не беспокоил меня в выходные.
Обычно я не забываю о таких вещах.
Звонок испортил мне настроение, и сердце моё тревожно забилось, как всегда бывает, когда я облажаюсь и в страхе жду наказания. Бог знает почему, но мне всегда кажется, что моё существование держится на тонкой ниточке общественного безразличия. К тому же, крайне неприятно открывать для себя другую, суровую сторону человека, который всегда относился к тебе хорошо.
Однако, я чувствовал, что на этот раз у меня есть оправдание, по сравнению с которым такое преступление, как опоздание на работу или даже прогул, выглядит совершенно несерьёзно.
Вспомнив, я резко вскочил с кровати и подбежал к окну.
Нет, мне это не приснилось.
Я полистал исписанные с обеих сторон страницы тетради. Первые предложения - аккуратно выведенные буквы, последние - почти неразборчивые от спешки каракули. Зачёркнутые слова, фразы и целые абзацы. Вытянутые эллипсоиды с длинными извивающимися стрелками, подобные сильно искажённым символам Марса, указывающие на то, что данный текст нужно втиснуть в другое место. Где-то на полпути у меня сломался грифель, но недописанное слово было обведено и закончено всё-таки найденной за столом ручкой, подхватившей эстафету регистрации стремительного потока мыслей, за которым едва поспевала немеющая, но забывшая о боли рука.