Мы веселились подобно богам, не зная удержу и боли. И души наши были полны восторга и изумления перед извечным счастьем жизни, вновь обретённым за когда-то давно забытой дверью. И увлечение наше было так чисто и глубоко, что мы не сразу заметили, как солнце начало опускаться.
Оно опускалось прямо перед нами, над серой лентой дороги. И по мере того, как медленно падал его диск, воздух и земля становились всё холоднее.
И тогда, ни слова не говоря, мы ускорили вращение педалей.
И тогда радость наша сменилась напряжением. Восторг ушёл, оставив место цели, результату. И нет больше изумления и смеха, а от общения - лишь обрывки слов.
На какое-то время нам кажется, что это удалось. На какие-то минуты корона неба застывает прямо перед нами, не в силах соперничать с усилиями двух людей. Но и мы не можем поднять его вверх, водворить на покинутый трон. Хотя нам жарко от беспрерывной езды, из ноздрей наших уже выходит туманный пар. Трава поникла и свалялась, пожелтела повсеместно. А деревья устилают ныне багряным покровом наш скорбный, невозможный путь.
Колесо света, качнувшись, снова катится в горизонт. И мы опять ускоряем темп.
Я чувствую, что выдыхаюсь. Каждый оборот педалей даётся всё тяжелее. И ноют ноги, и болит спина. Наконец, я останавливаюсь.
Я стою и глотаю студёный воздух. И мне всё мало, и, кажется, это не пройдёт никогда. А мир вокруг меня стремительно покрывается мраком. Я оборачиваюсь назад и вижу ползучие тени, пожирающие горы и лес, и небо, и море, и всё, что за мной. Мне становится страшно, но двигаться я по-прежнему не в силах. Постоять, отдохнуть, вздремнуть хоть чуток...
Свинцовое брюхо неба рождает осторожный снег.
- Ник!
Я вижу её фигуру впереди - той, что не сдаётся, что не может отступить. Верней, лишь маленькую тень на фоне красного заката. И, хотя я не могу понять, повёрнуто ли её лицо ко мне, я слышу голос, донесённый ветром:
- Давай, Ник! Ну давай же! Мы его догоним!
- Минуточку, - улыбаясь, говорю я, хотя и понимаю, что она меня уже не видит и не слышит.
Обзор мой уменьшается. Красный туннель в непроницаемой мгле съёжился до размера монетки. Пальцем прикрыть. И холод пробирает до костей, и я не могу увидеть снега, ибо он падает и колет щёки в совершенной темноте. И, чтобы защитить глаза, я опускаю ссохшиеся веки.
- Всего одну минуточку.
9. ИЗМЕНИТЬ МИР
Снег хрустел и поскрипывал. Первый снег. Первый из тех, что уже не растают. Под мягкой подстилкой чувствовалась стальная твёрдость застывшей слякоти. Холодные бри. Чёрно-белый мир под тяжёлыми серыми облаками. Эта прекрасная жизнь.
Я шёл, и сердце моё колотилось от волнения, а разум в который раз производил одни и те же простые расчёты, словно надеясь найти какой-то подвох. Сколько же получается в месяц? Оплата проживания плюс расходы на еду и одежду. Плюс путешествия. Плюс непредвиденные расходы. Скажем, в среднем - тысяч пятьдесят. Пополнить депозитом, вырвать инфляцией. Плюс на минус даёт нуль. Итого: примерно семь лет по шестьсот тысяч. Хорошо, остановимся на этой цифре. Много это или мало? Быть может, следует быть к себе строже. Быть может, срок следует сократить, чтобы подстегнуть себя ужасом поражения. Наверняка ты всё равно чего-то не учитываешь, новоявленный экономист. Но так уж и быть. Хорошее число, и уж точно большего не надо. Ведь тридцать пять - это практически край.
Я поскользнулся на прячущейся замёрзшей луже, но устоял.
Семь лет. Семь лет, чтобы стать кем-то. Семь лет, чтобы расстаться с собой. Чтобы встретить себя.
В конце ледникового периода случаются грандиозные обвалы и неистовые наводнения, меняющие облик планеты. И ты права, мой маленький друг. Мы ещё встретимся. Встретимся, если мне хватит сил - сил, чтобы вслед за тобой, преодолев сарказм и иронию, безразличие и цинизм, разбить ненавистное зеркало, что уже долгие годы скрывает будущее от всего мира. Ведь все устали и ждут скончания паузы в сердечном ритме. И жаждут чувств, и искренности без насмешки, пока копятся раздражение и суицид. И пусть меня посчитают наивным, пусть не поймут или сочтут дураком, пусть назовут ребёнком и оставят, высохшего, в старом одеяле под слоем застывшей грязи. Пусть их. У меня большой запас «пустей»: пусть.