А я опять надел наушники и включил «День Рождения». Особую остроту этой песне неизменно добавлял стоящий через дорогу мясомолочный магазин. Однако, решив, что этого явно недостаточно, я тут же переключился на «You Tørn Is Over» и закрыл глаза.
Прелесть этой песни в том, что её текст не связан с какими-либо вещами и событиями. Это песня-настроение. Поэтому под неё можно рисовать себе множество картин.
Обычно, когда я слушаю её, то представляю победу злого шахматного гения, вроде Фишера, над сильным, но человечным соперником. Злодей нависает над доской и тычет в противника пальцем, без удержу хохоча над чужим интеллектом. Его разрывает от смеха, от чувства превосходства, он упивается торжеством своего разума. А противник, взяв голову в руки и изо всех сил стараясь не выйти из себя, отчаянным взглядом ищет на доске решение, которое могло бы отвратить позорный финал. Или хотя бы отсрочить его на несколько ходов. Любой финт, любую хитрость, которая помогла бы ему почувствовать себя достойнее. Помогла хоть на минуту погасить огонь этой дьявольской насмешки, которая запомнится ему навсегда. Но - безнадёжно.
Однако, сегодня я решил снять для этой песни другой клип.
Ритмические сбивки в начале. Экран то озаряется изображением меня, задумчиво идущего по улице, то - проваливается в черноту. С последними двумя ударами перед началом безумия я быстро вынимаю руки из карманов. В одной из них - пистолет, в другой - кувалда огромного размера. Больше меня самого. Непонятно, как она там уместилась. Но это и не важно. Я оглядываюсь вокруг, ища объект, с которого было бы приятнее начать, и много времени это не занимает.
Я обрушиваю кувалду на близстоящий автомобиль - серебристую, свежевымытую иномарку. Кабина сплющивается, проседает до земли, стёкла вылетают на дорогу крупными осколками - со всех четырёх сторон. Дико взвывает сигналка, но второй удар её затыкает. Потолок кабины срастается с полом, сидений не видно, их сжало чудовищным давлением. Машина явственно напоминает смятую ногой банку из-под пива.
Топот и крик отвлекают меня от любования полученной картинкой. Я оборачиваюсь и вижу, как ко мне с разъярённым лицом бежит лысый толстяк в чёрном костюме. Очевидно, это хозяин авто. Он несётся, потея от натуги и беспрерывно извергая маты. Но я не хочу его слушать и поднимаю пистолет.
Выстрел. Пуля попадает в живот, ноги толстяка тут же прекращают работу. Он успевает схватиться за брюхо, но тело, не выдержав инерции, плашмя падает на мостовую. Слышен громкий шлепок, и тут же - глухой удар черепа об асфальт. Не знаю, разбил ли он себе башку. Мне плевать.
Я слышу громкий, почти синхронный возглас десятков ртов и понимаю, что уже в центре внимания. Но это меня не останавливает. Ударом просунув кувалду в стеклянную галерею, я берусь покрепче за рукоятку и несусь вдоль здания. Стекло лопается и разлетается брызгами, как от серии взрывов. Боёк опрокидывает и ломает пластиковых манекенов с одеждой и украшениями. На последних метрах под его удар попадают две молодые женщины, примеривающие высокие сапоги. Удар приходится ниже пояса, ломает им ноги, и они, высоко взвизгнув, по очереди совершают кувырки, больно падая на спину.
Вытащив кувалду из галереи, я оглядываюсь вокруг и замечаю, что на меня обращены все взгляды. Они не сбежали. Наоборот, сбились в толпу. Как сельди. Каждый из них исполнен уверенности, что безумие затронет соседа. Вон того. Или этого. Но только не его, этого не может случиться. Он бессмертен. Его вообще тут нет. Он сидит дома и смотрит этот фильм по телевизору.
Но я разбиваю экран.
Пуля за пулей входит в застывшие от страха тела. После нескольких выстрелов толпа, сбросив шок, в ужасе рассеивается. Я вижу спины. Одни спины вокруг. Я стреляю по этим спинам. Ни разу не промахнувшись, ни разу не задержав взгляда на падающем теле.
Сирена. Я слышу надвигающийся, раздражающий вой. Идиоты. У них был шанс переехать меня, если бы они не включили эту дурацкую визжалку. В таком шуме я бы не успел услышать рёв мотора.
Я поворачиваюсь и вижу её. Она ещё далеко, но мчится на меня с настойчивостью гоночного болида. Она впереди. Прямо впереди. Впрямеди.
Замахнувшись и выждав время, я отскакиваю в сторону и бью кувалдой прямо по бамперу несущегося чудовища. Трезвящий, тяжёлый, как подземный взрыв, удар сотрясает воздух. Сила действия равна силе противодействия. Машина мгновенно останавливается, боёк застревает внутри изувеченного капота. Полицейские мертвы. Один наполовину торчит из остатков лобового стекла, чьи края проткнули ему живот, другой - разбрызгал свою голову по приборной панели. Я яростно освобождаю кувалду из плена покорёженного металла и наношу ещё один удар. Машину вместе с телами отшвыривает на десяток метров, она пробивает стену ателье, вспыхивает и загорается.