И вот, после сорок седьмого краха реллекской культуры один такой учёный всё же нашелся.
Он выжил. Он нашёл даларгу. Он записал.
Расчёт реллеков был верным, несмотря на то, что они сделали его впервые за всю свою историю и вплоть до последнего сомневались в его правильности. Казалось, сама математика смеётся над ними. Повторные проверки... Тот же результат. Сомнения развеялись. Никаких ошибок. Один из тех случаев, когда истина только помогает неведомому раскрыть ещё шире свою бездонную пасть.
На основе данных из даларг последних трёх циклов выяснилось, что мюввоны прилетают тогда, когда численность жителей Реллека становится равным числу 68718952447. Именно в этот момент и появляются из тёмных далей космоса смертоносные сферы. В то же время выяснился другой поразительный факт: каждый раз после визита мюввонов в живых на планете оставалось 12289 реллеков. А это значило, что не было никаких чудесных спасений - мюввоны заранее отбирали тех, кого катаклизм обойдёт стороной.
Выводы были шокирующими... и нелепыми.
Что значат эти числа? Почему они играют такую важную роль? По каким показателям отбираются 12289 реллеков? Для чего так стабильно возвращаться в течение многих тысяч лет? Зачем устраивать бойню? А главное - за что?
Никто не мог дать ответов.
Но теперь, когда страх перед уничтожением обрёл конкретную форму, он мутировал и стал образом жизни реллеков, а затем - превратился в религию, вывернув наизнанку их нравственные принципы. Темпы роста населения искусственно сдерживались строгими законами. Смерть стала благом, рождение - скорбью. Суицид воспринимался как жертвоприношение на алтаре нации. На детей смотрели как на убийц, а на убийц - как на героев. Безумие разрушало цивилизацию...
К счастью или нет, но длилось это не так уж долго. Ибо к власти пришёл реллек, который решил вернуть всё на круги своя, а заодно и разобраться с самой причиной безумия.
Понимая, что с таким менталитетом космическое будущее им не светит, этот политик оставил до поры до времени действующие законы, но сосредоточился на наращивании ядерного потенциала планеты. И только тогда, когда планета начала напоминать ощетинившийся ракетами гигантский ёж, законы об ограничении рождаемости были отменены.
И вот, в тот день, когда должен был появиться на свет 68718952447-ой житель планеты, начинённый ядерным оружием Реллек ждал незваных гостей.
Но мюввоны не явились.
В тот день родился и 68718952448-ой ребенок, и ещё несколько сотен. Тысяч. Но звёздное небо по-прежнему хранило молчание. И поначалу известие об этом была встречено бурным ликованием.
Однако, Реллек не сделал и нескольких оборотов вокруг оси, как на планете вспыхнула ядерная война.
Теперь уже никто и не знает её причины. То ли недовольство верховным правителем и стремление регионов к независимости. То ли религиозный фанатизм. То ли чудовищная ошибка того, кто первым нажал кнопку. То ли это всё-таки мюввоны...
Небольшие группы глубоко одичавших реллеков скрываются в недрах собственной планеты, надолго заражённой радиацией. Их гораздо меньше, чем 12289, но они всё еще не вымерли. Многие их поколения никогда не видели неба и солнца. И если на стене пещеры реллеку встречается рисунок в виде остроконечной звезды, вписанной в окружность, - он долго стоит перед ним, не в силах понять, что это значит.
Я сидел, упёршись локтями в колени и подперев щёки ладонями. Мира сложила бумагу и сунула её в карман.
- Ладно, хорошо, - сказал я. - Допустим, всё это так. Но я не понимаю: какая тут связь с ней? - и показал пальцем в звёздное небо.
- Пока - никакой, - ответила она.
- Ты рассказала мне историю. Довольно страшную историю о злых существах...
- Кто вам сказал, что они злые?
Я моргнул.
- Монстры, устроившие геноцид на одной и той же планете сорок семь раз - не злые?
- Они злые только для жителей этой планеты.
- То есть... на других планетах - они душки.
Она постаралась улыбнуться.
- Я о том, - сказала она, - что добро и зло - совсем не те понятия, которые следует применять к мюввонам.
Этой ночью мне спалось крепко. Похоже, сказалось недосыпание. Несмотря на странноватый день, никакие мысли голову не будоражили. Воспоминания тоже словно куда-то ушли. Никаких образов или голосов. И лишь четыре въедливых, назойливых строчки не давали мне полностью опустошить сознание. Они повторялись вновь и вновь, нарушая, казалось, но только мою внутреннюю тишину, но и тишину ночного дома. И, несмотря на попытки, я не мог ни сменить пластинку, ни остановить их медленное, но бесконечное воспроизведение, ставшее моей колыбельной.