Я приподнял бельё.
Экран был мёртв. Я взял телефон в руки, проверил входящие и насчитал пять вызовов с минутными промежутками между ними. 14:21, 14:22, 14:24, 14:25, 14:27. Часы на телефоне показывали 14:29.
Едва я закрыл вкладку входящих, как телефон завибрировал прямо на ладони, снова заставив меня вздрогнуть.
Я заколебался. Ибо чем больше звонков ты пропустил - тем тяжелее прерывать этот марафон молчания. Однако, мысль, что это может быть что-то срочное или даже тревожное, поборола мою нерешительность.
- Аллё.
- Здравствуй, сынок.
- Привет, мам.
- Почему трубку не берёшь?
- Да у меня на вибрации, не заметил.
Молчание.
- Ну, рассказывай. Почему не звонишь-то? Хоть бы раз в месяц поинтересовался.
- Да я сколько раз хотел, но все забываю... - я подкрутил головку наручных часов, хотя они и работали от батарейки. - Ну как вы там? Как здоровье?
- Да ничего, спасибо...
- Давление как?
- Ничего, нормально.
- Картошку собрали?
- А, да. Алка помогала, мелкий тоже. Два мешка собрали.
- Мало-то.
- Ну, мы в этом году только одно поле засеяли. Потому что... Ну сам понимаешь.
Я оставил часы и стал перебрасывать обручальное кольцо с пальца на палец: снял с безымянного большим при помощи мизинца - надел на средний с помощью безымянного. Снял - надел на указательный с помощью среднего. И обратно...
- Дома тепло?
- Нет, пока отопление не дали еще. С сентября должны. Пока ходим укутанные.
- А батареи как? Промывали?
- Да, всё лето. В прошлом году-то совсем засорились, в отцовской комнате вообще не грели. Только как воду спустишь - нагреваться начинают, а через пять минут опять холодные...
- Ясно.
Снова молчание.
- Ты сам-то как? Где работаешь?
- Да всё там же.
- И как там? Нравится?
- Работа как работа.
Я надел кольцо на мизинец. Потом ногтем большого пальца поднял его вверх, чтобы захватить безымянным.
- С деньгами как дела?
- Да так... На жизнь хватает.
- В смысле?
- Ну... в обычном смысле. Поесть и иногда купить что-нибудь.
- А-а, понятно.
Кольцо вернулось на прежнее место. Я снова схватил его большим и мизинцем, чтобы повторить цикл.
- Девушку не завёл еще?
Я поморщился, словно наш разговор происходил среди толпы внимательных слушателей.
- Нет. Мам, хватит уже об этом.
- Ну ладно, ладно. Спросить нельзя.
Мы опять помолчали.
- Ладно, мам, пока.
- Подожди.
- Ну что ещё?
Прошла, казалось, целая вечность, пока в трубке не послышалось:
- Ник.
- Да? - ответил я, уже предчувствуя вопрос, с которым справиться будет ещё сложнее и невыносимее, чем с предыдущими.
- Ты счастлив?
Я закрыл глаза.
- Мама, сейчас не время... Покупатели подошли. - Я опустил телефон, сказал «Да, что вы хотели? Сейчас» и снова поднёс его ко рту.
- Мам, мне пора.
- Ладно, тогда я тебе перезвоню.
- Не надо. Я сам перезвоню.
- Когда?
- Да когда угодно. После работы. Хорошо?
- Хорошо.
- Пока, мам.
- Пока, сынок...
Я отнял трубку от уха и посмотрел на экран. Вызов не завершался. Пришлось самому.
Он не всплакнул ни до, ни после похорон. Ни слезинки, ни даже увлажнения глаз. Да и вряд ли он вообще мог сказать, что любил этого человека, которого едва начал понимать только после смерти. Земля и космос, фермер и белоручка. Казалось, их сближали лишь двойные спирали и наборы хромосом. Как и большинство людей, тот был лишь мелькающей тенью в окнах его странной жизни. И он бы не вспоминал его, если бы вопрос был поставлен иначе. Не вспоминал бы, намазывая свои щёки гелем для бритья. Не вспоминал бы, открывая стеклянную банку персикового компота. И даже при зажжении каждой сигареты.
Но волей судьбы вопрос был поставлен именно так: не «кто», а «как». И с непонятной настойчивостью он убеждал себя, что эти два круга Эйлера не имеют пересечения, что объект применения не важен, что на месте отца мог быть любой другой, чья смерть впилась бы ему в память с той же глубиной и отчётливостью, находись он рядом с ним.
Отец умирал долго.
Полгода шатало: да что же это со мной такое? Встав из-за стола. При попытке что-либо поднять. Вскапывая грядки... Наконец, обследование в центре. Шёпотом: ну, что там? Алка: не говори ему ни в коем случае. Да, конечно. Рак обеих почек с метастазами в лёгких. Неоперабельно, последняя стадия. Пусть умрёт дома. Он и не спросил. Ну почему, почему мы не могли раньше? Буквально пару месяцев назад ещё можно было что-то сделать.