- Угу, - буркнул я.
Мира прошла мимо меня и уселась на подготовленное место. Я подошел к сапогу, установленному прямо перед ней, и включил фонарь. В вырвавшемся столпе света мое дыхание заклубилось султанами тумана.
- Кажется, сегодня холоднее, чем вчера, - заметила Мира.
- Осень, - безразлично сказал я.
Как и вчера, Мира достала из-за пазухи сложенный лист бумаги. А я уже уселся на своём ведре, положив ногу на ногу и обхватив колено сцеплением ладоней. Как вдруг она опустила листок на колени и выпрямилась.
- Знаете, на этот раз у меня вышло очень плохо, - сказала она.
- Да ну?
- Да. Всё как-то... беспорядочно. Сумбурно. Я сама не пойму, почему так получилось. Даже не пойму, оттого ли это, что слишком много мыслей в голову лезло, или оттого, что они не хотели в неё лезть... Не знала, чем начать и чем закончить. Не знала, в каком порядке вести рассказ. Всё перемешалось так, будто это писалось несколькими людьми, не знающими друг друга. Полный хаос.
- Хм, интересно.
- Не думаю.
Я посмотрел на неё. Похоже, она действительно была недовольна собой, а не жеманничала. И от этого мне стало только интересней. Неужели она написала то, с чем сама не смогла справиться?
- Мира, - сказал я, тут же удивившись тому факту, что произношу её имя лишь во второй раз за всё время знакомства. - Тут ведь не представление на тысячи зрителей. Читай, а я уж точно послушаю.
Мира обратила на меня доверчивый взгляд. И в этом взгляде я неожиданно прочёл для себя: ты, ты важнее для меня всех тысяч и миллионов зрителей. Ты один способен меня выслушать. Только ты.
Это было неожиданно. И настолько сильна была в этом взгляде жажда понимания, что я почувствовал, как зарделся. Хотя краснеть полагалось и не мне.
К счастью, мне не пришлось её больше упрашивать. Сделав глубокий вдох, Мира сказала:
- Хорошо.
И начала рассказ.
Икринка, проглотившая икру
Пожалуй, уже ни для кого не является секретом, что чем дальше учёные углубляются (вернее - усугубляются) в прошлое, в планковскую эпоху, пытаясь разобраться, как и почему возникла известная нам Вселенная, - тем больше у них возникает вопросов и проблем, тем больше возрастает количество теорий и гипотез, а сами теории становятся всё сложнее и всё больше напоминают собой фантастику, сюр и абсурд. Рядового обывателя, пытающегося хоть с какого-то бока вникнуть в эту пёструю сумятицу предположений, охватывает гнетущее чувство потери земли под ногами и сомнения в каждом постулате. Об ощущениях же самих физиков можно сказать только то, что они ещё более безотрадны. И тут нет места парадоксу, ибо принцип, изложенный Лао-цзы, Милликеном, Олкоттом и более всего популярно - Сократом, - никуда не исчез, а даже обрёл околонаучную форму в виде эффекта Даннинга-Крюгера, нарастив невероятную осязаемость от очередного, но превосходящего масштабом все предыдущие, столкновения порядка и хаоса - разума с сингулярностью. И, несмотря на то, что Вселенная сама даёт нам намёки в виде таких сущностей, как Тёмный поток, Ось зла и Реликтовое холодное пятно, - всё чаще кажется недалёким то время, когда учёным придётся признавать поражение перед природой одного за другим всех членов Великой научной семьи: от второго начала термодинамики до самой матушки-математики.
В зависимости же от мощи нашего разума, предел которой для нас самих является тайной за семью печатями, возможны три классических исхода объявления истины нашим глазам и ушам. Во-первых, - мы бы не смогли её воспринять. Во-вторых, - мы бы в неё не поверили. Ну, а в-третьих, - это повергло бы нас в безумный смех.
Старания наших фантастов описать внеземную жизнь, по большей части, представляют собой жалкие попытки прыгнуть выше головы. Нет, конечно, в макрокосме есть место гуманоидным, рептилоидным, насекомоподобным, грибообразным и даже механическим формам жизни, но вкупе они составляют бесконечно малую долю населения Вселенной. И доля эта, помимо собственной ничтожности, отмеряет также и ничтожность силы нашего воображения по сравнению с возможностями скрытой от нас реальности.
Но дело не только в том, что мы наделяем жизнью и разумом то, что лежит к нам ближе всего, а потому может быть весьма тонко продумано с помощью законов земной эволюции. Весьма редко, но в фантастике описываются и совершенно чуждые нам формы жизни - на основе кремния, льда, плазмы, межзвёздного газа и целых галактик. Однако, наделив своё детище оригинальностью формы и состава, художник неизбежно встаёт в тупик, пытаясь наделить его столь же оригинальным разумом. И в итоге - сбивается на оскомину человекоподобности или рисует ещё одного бога.