Хотя я помню времена, когда Берке был совсем другим.
Попался он мне таким же дождливым осенним днем три года назад, вскоре после ухода её. До сих пор не знаю, кем он был - подкидышем или бродягой, случайно набредшим на мой дом в поисках укрытия от уличного страха. Кажется, я тогда возвращался из магазина. Да, помню, в руке у меня был пакет, который я чуть не выронил, услышав писк где-то под ногами. Отскочив в испуге, я увидел возле двери какой-то пыльный ком чёрной шерсти, спрятавшийся между двумя старыми кроссовками. Из кома на меня смотрели два блестящих глаза. Смекнув, что это котёнок, я протянул руку навстречу. Он попятился назад. Я подошёл ближе - он снова отступил. Наконец, его зад уперся в стену, и я схватил напуганное, трепещущее существо.
- Дурак, ты ведь сам меня окликнул, - сказал я, поглаживая кошачье тело и ощущая не сколько мягкость шерсти, сколько твёрдость костей.
Вечером того же дня я сидел за компьютером. Дома было холодно, я надел свитер, а котёнок, щедро напоённый тёплым молоком, сидел у меня на коленях, цепляя ворс когтями. Так получилось, что в тот момент я читал историю Монгольской империи, вследствие чего Берке и получил свое имя в честь одного из отцов-основателей Золотой Орды. И, как показала жизнь, он довольно-таки успешно оправдал данное прозвище, став ханом местного улуса.
Всю первую зиму Берке провёл дома, не суя носа за дверь. И, хотя зима в наших краях темна даже днём, в моих воспоминаниях этот период озарён теплым золотистым светом. Берке буквально спас меня от депрессии, вызванной разрывом отношений. Я наблюдал за тем, как он растет, участвовал в его развитии. Придумывал для него добычу в виде ондатровой шкурки, привязанной к бечевке. Мы бегали по всему дому, как безумные, гоняясь друг за другом. Порою я валился на пол рядом с ним и позволял по мне ходить. А иногда сам прижимал его двумя пальцами за горло к полу и щекотал живот, вынуждая царапать мне руку задними лапами. Иногда, рассердившись, он кусал меня за нос, но через секунду тут же принимался извинительно его облизывать. Перед сном мы задумчиво сидели у окна на кухне и смотрели на звёзды: я курил, он молчал. А когда мы ложились спать, Берке тут же находил своё место в ямке между моими грудью и животом, сворачиваясь там клубочком. Утром я оставлял ему еду, а он провожал меня до порога, и последнее, что я видел, закрывая дверь - его грустный взгляд. И весь рабочий день был полон для меня тихого ожидания счастья - ведь моего возвращения ждало маленькое, но любящее существо.
Проблемы начались весной.
Я не хотел, чтобы Берке был затворником, пугающимся всего за пределами дома. Кроме того, хотелось хоть немного избавить дом от вездесущей шерсти. Коты по сравнению с кошками почти не линяют, но если один кот надолго засидится в четырёх стенах...
Действия мои были суровы. Вначале я просто вытаскивал его на крыльцо. Но паника его была столь велика, что он оказывался на веранде быстрее, чем я захлопывал дверь. Рассердившись, я стал забрасывать Берке на забор, закидывать на крышу, оставлять на заднем дворе. Во всех случаях он возвращался к парадному входу менее чем за минуту - стремительно и с ужасом. Устав от этого зрелища, я просто стал оставлять его снаружи - на полчаса, час... А сам сидел внутри и с содроганием слушал скорбное мяуканье и царапанье лап об дерево. Постепенно эти звуки прекратились. Берке стал терпеливо дожидаться, пока кончится пытка. Затем это ему наскучило. Страх, не подкрепляемый опасностью, прошёл. И он стал изучать - сперва крыльцо, потом двор, потом задний двор, а затем и соседский...
В то лето Берке почти каждый божий день возвращался домой с животом, исполосованным кровавыми царапинами. На шкуре его возникали и исчезали мелкие проплешины, говорившие о выдранной шерсти. Уши были словно изжёваны. А однажды он шокировал меня глазом, показавшимся мне чуть ли не вывернутым наизнанку - чей-то коготь достал Берке так близко, что изувечил ему веко и заразил инфекцией. Пару дней я смачивал эту рану раствором фурацилина. Берке спокойно терпел. Проигрыши его явно не расстраивали, а лишь возбуждали азарт. Домой он приходил только чтобы восстановить силы, после чего опять бросался в уличный бой. Игры дома его уже не интересовали.
Наступившая осень, похоже, завершила сезон ничьёй: Берке не сдался, его враги - тоже. Я думал, что зиму мы проведём, как и первую - в играх и ласке. Но зря надеялся. Все мысли Берке были там, снаружи. Большую часть времени он сидел у порога. Запертый в большой коробке, не чувствуя смены времён года, он каждый раз верил, что вслед за скрипом двери услышит пение птиц, почувствует дуновение тёплого ветра, обещающего яркий день... и с раздражением отскакивал, когда получал вместо этого клуб холодного тумана под зад. Правда, оттепель он распознавал, и в такие дни уходил невесть куда, возвращаясь к закату.