Поэтому больше всего я молю о том, чтобы в мире исчезла смерть.
Этот плач похож на сон, напрочь забывающийся с пробуждением. Днём я обычно не думаю ни о нём, ни о его причине. И не вспоминаю вплоть до того момента, как он снова возникает у меня среди ночи - вопреки всем дневным мыслям и эмоциям.
О чём говорят мертвые на кладбище?
Я представляю похороны в окрестностях зимней деревни. Гроб опускают в мёрзлую землю. Родные и близкие поочерёдно проходят вокруг ямы, кидая туда по кому земли. Могильщики завершают дело. Крест украшают венками, пьют за упокой. Затем расходятся.
И тут изумлённый покойник слышит голоса. Кажется, они приходят к нему со всех сторон. Со всех, кроме неба.
- Тьфу, чёрт! Кого тут еще нелёгкая принесла?
- Свежак!
- Кто такой? Почему без спроса?
- Ты с ума сбрендил, Аркаша? Эта яма уже два дня тут. Не зря ж рыли.
- Я с утра говорил, что сегодня подкинут кого-то.
- Что за новенький-то?
- Кто его знает...
- А чего молчит?
- Поди не привык ещё. Ты-то сам сразу понял, когда тебя вот так в коробок спрятали?
- Совсем совести у людей нет. Нехристи, - доносится вдруг до покойника совершенно замогильный голос. В буквальном смысле замогильный, ибо слышится он из-под его гроба.
- Пантелеич, не повезло тебе!
- Да ну, народ. Ему, может, лучше всех нас. Теплее ведь, если свеженьким укрыть...
- Да какое теплее, черти?! Я тут двадцать лет как в воде кости промываю, и этот наглец своей гнилушкой не согреет.
- Да и до весны-то не скоро...
- Так кто это?
Покойник, наконец, решается спросить:
- Вы кто?
- Ха! Прорезался!
- Мы трупики, брат. Шкелеты.
- Мёртвые мы. Как ты.
- Что за чертовщина? Мёртвые не говорят!
- Ну да. А ты что, думал, один таков? Когда в тёплом доме лежал-то.
- Я думал, что душа ещё от тела не отделилась...
- Душа? Хе-хе. Может, и отделится. Только много надо времени. А пока среди нас побудешь.
- Как?..
- Зовут тебя как? Что за человек будешь?
- Николай я.
- У нас тут Николаев - что чертей в преисподней. Полностью говори.
- Николай Михайлович Иволгин.
- Иволгин? Да ну? Генерал?
- Нет, учитель...
- Эй, братцы! Тут Иволгин какой-то. Учитель, говорит. Чей сват?
Наступает гнетущая тишина, от которой покойнику хочется плакать, хотя он уже давно потерял власть над своей оболочкой.
- Ну и ну! Никто не знает.
- Да я приезжий. И сирота.
- А-а. И что тут забыл?
- Да вот с женой думали квартиру в городе получить. По новому закону через пять лет работы учителям квартиру дают в центре...
- Ты смотри - раньше получил!
- Ладно вам, ребята, - говорит вдруг мягкий, мудрый и совсем не старческий голос. - Хватит человека огорчать. Пусть рассказывает дальше. Как смерть-то приключилась?
- Я...
Снова наступает тишина, но на этот раз мертвецы молчат с пониманием.
- Ладно, брат. Не хочешь сейчас - завтра расскажешь.
- Пусть в себя придёт.
- Ничего, - говорит Николай. - Я напился сильно, заснул. А окурок мимо пепельницы положил. Он на ковёр упал. Рядом занавеска... В общем, пожар большой получился. Меня, правда, вынесли, но я к тому времени задохнулся уже.
- То-то я чувствую - дымком попахивает.
- Поди ты к чёрту, Аркаша. Ничего ты не чувствуешь. Тебе ноздри ещё в прошлом году черви съели.
- А вот и чувствую!
- Да заткнитесь вы, ей-богу...
- Да, страшная смерть.
- Ничего не страшная, обычная.
- Сейчас все смерти по пьяни.
- А чего же ты, Николай, один пил-то? - спрашивает тот же мягкий голос. - А жена почему дыма не почуяла?
- Её в доме не было.
- Как же так не было?
- Она... Она...
Слышится хныкание.
- Померла, что ль?
- Для меня - да.
Кто-то шёпотом произносит слово «рогоносец», но его быстро осекают.
- Ничего, Николай. Тут гораздо худшие смерти есть. Будь у нас дорогим гостем.
- Дорогим... Как же. Он мне своей глиной обе глазницы засыпал! И ладно бы каким мужиком был, а тут просто размазня какая-то.
- Молчал бы ты, Пантелеич. Самого за измену свои же расстреляли, а других судить лезет. Тебе вообще место здесь не полагалось.
- Это кто свои? Вы, что ли? Да я только рад, что помер, не увидев, как вы страну разрушили!
- А откуда ж ты тогда знаешь, что мы её разрушили?
- От Петрухи. Умный человек. Хоть на сто лет младше.
- Вот то-то и оно, что сто лет. Ничего он не видел, а только пустословие одно из носа выковыривает.
- Нет, почему же. У него хорошие доказательства есть насчёт...
На кладбище в вечерних сумерках тихо ложится декабрьский снег.