Я сижу на кровати по-турецки, прислонившись спиной к стене. Дождь принёс холод, я весь день куталась в одеяло и читала Брэдбери. Готовить неохота, убираться тоже. Под одеялом со мной - пакетик с печеньем. Печенье в форме рыбок. Оно обязательно должно быть внутри. Честно говоря, мне хочется затащить под одеяло все свои вещи.
Я читаю, время от времени запуская руку в пакет. Надо бы почитать и того писателя, которого он так воспел в «Скитаниях». Иногда какая-нибудь мысль или образ неумолимо отвлекают меня, заставляя смотреть поверх книги застывшим взглядом. Вот и сейчас, при чтении этого рассказа перед внутренним взором вспыхнула странная картина: письменный стол с печатной машинкой, стоящий на пустынном берегу моря. Первобытного, кембрийского моря. На суше ни травинки, в воздухе - ни птицы. Лишь волны порой выбрасывают на берег клочки водорослей и скользких белых трилобитов. Не слышно ничего, кроме шума прибоя. И тёмный деревянный стол посреди этой первозданности выглядит не просто странно, а даже пугающе. Подавив изумление, я пытаюсь понять, откуда он здесь взялся. И прихожу к выводу, что где-то за ближайшим холмом притаилась машина времени, в которой сюда прилетел писатель, выбравший это место и это время, чтобы в покое и уединении напечатать на старомодном аппарате давно задуманный шедевр. Впрочем, он сам может принадлежать не веку машины времени, а веку печатных машинок. Просто его кто-то подвёз. Наверное, я скоро это узнаю, ведь он бродит где-то неподалеку...
Снова вспышка. На этот раз - страшной догадки.
Нет, он не бродит. И, возможно, уже далеко отсюда. Что-то в процессе написания пошло не так. Или одиночество свело его с ума, и он бросился в воду. Тогда, выходит, я смотрю на заключительную сцену какого-то неснятого трагического фильма...
Меня пробирает дрожь. Будто ветер обдувает спину. Картина исчезает.
Я снова собираюсь читать, но вскоре понимаю, что уже не могу остановить поток своих мыслей. Ибо в голове возникает другой странный вопрос: а каков на вкус трилобит?
Нет, не стоит. Дождь. Знаю, что заболею.
Ещё страннее: почему именно вкус? Неужели я ничем не отличаюсь от них - тех, кто истребил дронтов, стеллерову корову, кваггу, моа, эпиорнисов? Тех кретинов, кто ради того, чтобы набить один раз свой желудок, лишал мир красоты, которая больше никогда не повторится?
Впрочем, понятно. Внешний вид описать легко, да и реконструкция поможет. Осязание - самое унылое ощущение. Что можно сказать о предмете, которого касаешься? Мягкий, твёрдый, гладкий, шершавый, колючий, мокрый, сухой, горячий, холодный... собственное, и всё. Звуки довольно однообразны и их часто путаешь. Даже запахи ограничены сложностью молекул, способных подняться в воздух. Единственное, что совершенно не поддается описанию, являясь самым уникальным ощущением - вкус. Великое чувство, ставшее достоянием кулинарных книг и стоящее в художественной литературе на последнем месте по частоте упоминания. Великое - ибо его невозможно придумать.
И мне хочется попробовать их всех - трилобитов, ракоскорпионов, ихтиостегу, эогиринуса, даже мозазавра. И чудное убеждение оседает на каждом из этих плотоядных желаний: чем древнее - тем лучше. Эдиакарская биота - вот что мне по душе. Какова же не вкус чарния? Или непонятная дикинсония? А загадочная солза? Или же углубиться ещё дальше и ощутить на кончике своего языка вкус хайнаньской фауны...
А если произойдет то, чего никогда не происходит в фантастических романах? По той причине, что событие это явится не завязкой сюжета, а его убийцей?
Когда-нибудь люди откроют планету, семьдесят процентов поверхности которой покрывает вода, а атмосфера на одну пятую состоит из кислорода. Которая наклонена на двадцать три градуса к плоскости своей орбиты и имеет большой спутник. Которая существует пять тысяч миллионов лет в спокойном участке Галактики вместе со своей звездой класса G и обладает тектоникой плит... Словом, планету, чрезвычайно похожую на Землю и всеми своими параметрами говорящую нам: приди и посмотри.
И тогда человечество взволнуется.
И тогда человечество постарается.
И тогда оно придёт и посмотрит.
И... не увидит ничего, кроме моря, песка и гор. Ни жизни, ни разума. Ни эволюции, ни стремления к совершенству. Ни зачатков, ни руин. Ничего. Лишь свидетельство о бессмысленном пребывании большого, но совершенно дурацкого кома земли в «обитаемой зоне» на протяжении миллиардов лет.
Что тогда нам останется думать о жизни? Что мы возомним о себе и своем месте во Вселенной?
Хотела бы я это знать.
Меня тянет туда. Тянет туда, куда все не решаются заглянуть. Я представляю себя тритоном, переживающим зиму под корнями дерева. Или комаром, попавшим в чашку чая. Снежинкой, влекомой ураганным ветром над Северным полюсом. Взрывающейся звездой. Я могу перенестись на миллиарды лет назад, и на триллионы - вперёд.