Калитка оставалась распахнутой настежь до десяти. Сквозь брешь, учуяв беспризорность звёздной долины, просочилась собака. Он полчаса гонял несчастную глупую псину по двору, пока она не отыскала тот же ход, каким пришла.
Позднее, когда уже ничего нельзя было вернуть, он понял, что вернуть - легче лёгкого. Стоит лишь убрать уменьшительное стекло.
***
Я опустил уже вымытую чашку в наполненную водой раковину. Булькнув, она утонула.
Ну конечно. Должен существовать печатный вариант. Как и многие в том возрасте, я не только страдал манией величия, но и желанием видеть свои произведения на бумаге. Пусть даже процесс печати происходил на домашнем принтере.
Вытерев руки, я лихорадочно заметался по квартире, пытаясь вспомнить, куда положил файл с рассказом. Перед глазами встала картина приезда: я опускаю сумки на пол и хожу по дому, рассматривая вещи со смешанным чувством радости и тоски. Мой новый дом. Собственный. Дом, выданный смертью. Старушечьи вещи, старушечий полумрак. Прелый запах старушечьей кожи. Я открыл окно, решив насильно его выгнать. Покурил, оценивая вид. Потом принялся распаковывать вещи. Сверху лежала одежда, под ней несколько книг. А на самом дне - папка...
Да, я точно привёз его сюда. Привёз и положил на шкаф в спальне.
Я взял стул и прошёл в спальню. Поставил стул перед шкафом. Моя голова лишь наполовину поднималась над верхом. Струи дыхания из ноздрей подняли в воздух нескольколетнюю пыль. Я кашлянул в сторону, потом обвёл взглядом серую бархатистую плоскость. Ага, вот она.
Я достал папку, спустился и положил её на кровать.
Внутри был старый номер эротического журнала. Под ним с десяток файлов: в двух - курсовые работы, в остальных - рассказы.
Но искомого среди них не оказалось. Остальные же не годились для того, чтобы зачитывать их Мире. Совсем не годились. Для зачитывания кому бы то ни было.
Что за бред?
Напрягши память, я вспомнил, что иногда перечитывал свои сочинения перед сном. Тоска и только. Заглянул под подушку. Ничего, кроме пары пустых сигаретных пачек. Я поправил постель.
И тут, наконец, всё прояснилось. И, когда это произошло, я даже вздрогнул от неожиданного откровения.
Постель, постель. Спальня, спальня. Подушка под ушко...
Эта спальня не была первой моей спальней в этом доме.
Я выдвинул нижний ящик ночного столика, порылся и извлёк с самого дна пару ключей, болтающихся на одном кольце. Зажав один из них двумя пальцами, я немигающим взглядом уставился на него, сдвинув брови.
Чёрная, Чёрная...
***
- Ты хоть замечаешь, что нам стало не о чем говорить?
- Что?
- Мы сидим тут уже три часа. И за это время не перекинулись и парой слов.
- Что ты хочешь сказать?
- Что нам стало скучно друг с другом.
- Тебе стало скучно со мной?
Он вздохнул.
- Думаю, это произошло уже давно.
- Что?!
Она положила телефон и встала с постели. Он остался сидеть в кресле. Все её движения при ссоре уже давно стали предсказуемыми до тошноты.
Впрочем, как и реплики.
- Ты опять начинаешь?
- Не опять, а снова.
- Ну извини, что я не такая, как ты. Не всем же быть такими умниками.
- Прошу, прекрати.
- Что прекрати? Ты считаешь меня тупой! Ведь так?
Его ответ задержался на какую-то долю секунды. Он до сих пор не знает - заметила ли она.
- Ну что ты! Нисколько ты не тупая. Просто... Ну вот сама подумай - почему мы молчим?
- Потому что ты со мной не разговариваешь, а я устала тебя теребить.
- А о чём с тобой можно разговаривать?
- О, Господи, опять двадцать пять!..
- Прекрати, пожалуйста. Я серьёзно. На какие темы мы можем с тобой пообщаться?
Она опустила взгляд и отвернулась в левую сторону.
- Другим со мной интересно.
- Кому другим?
- Моим подругам.
- Но я не твоя подруга. Я твой парень. Это совсем другое.
- Парням со мной тоже было интересно.
Его бросило в краску. В горле словно захлопнулся клапан, и поток воздуха из трахеи остановился в ожидании, какая из ядовитых фраз, мгновенно рождённых мозгом, будет выпущена на волю: «Может, они просто делали вид?», «Может, их интересовало вовсе не это?», «И сколько же продержался самый терпеливый?», «Сколько их ты уже сменила - включая тех, о ком не сказала?», «И кто кого бросал?».
Выбери, выбери один лепесток.
Он сказал лишь:
- Во как.
Сказал - и почувствовал себя тряпкой. Злой тряпкой.
- Да. Вот так.
- Тогда почему мне - нет?
- Разве я виновата, что наши интересы не совпадают?
- Какие у тебя интересы? Скажи, какие у тебя интересы?
- Разные.
- Ну да, конечно. Ты же у нас «разносторонний человек».
- Да пошёл ты.