Он сам не понял, что случилось. Словно наткнувшись на воздушную стену, тело его остановилось в дверном проёме. Потом развернулось к ней. И странным, неизвестным ему голосом произнесло:
- Дай мне телефон.
И, увидев страх в её глазах, что-то черноё в нём - безмерно воодушевилось.
- Зачем?
- Дай сюда. Сейчас же.
- Это личное. Такое не показывают.
- Что там может быть такого, что нельзя мне показать?
Она замялась.
- Дай мне телефон, - повторил он.
- Ник, перестань...
- Дай мне свой чёртов телефон! - взорвался он.
Она вся передёрнулась, но и не думала выполнять просьбу.
Он не понимал, что делает. Казалось, им двигал какой-то инстинкт, выключивший мозг. Всё пришло словно из ниоткуда - слова, поза, интонация. Он стал чужд самому себе, разделился надвое, спрятал своё подлинное естество внутри грозного, разъярённого, мерзкого существа, перехватившего в этой позорной дискуссии право голоса. Взгляд его затуманился. Он смотрел ей прямо в лицо, но вместо него видел лишь расплывчатое белое пятно. По краям же поля зрения в сумасшедших вихрях мелькали они - чёрные, похожие на отвратительных насекомых, на грязные высморки, на горсти дерьма...
- Слушай меня, - задыхаясь от злобы произнёс он, - если ты сейчас же не отдашь мне телефон, то можешь убираться отсюда.
- Ник, ну прошу тебя...
- Раз!
Она прерывисто выдохнула:
- Ни-ик...
- Два!
Больше она ничего не могла произнести. Её просто парализовало. Всё, что ей оставалось - с дрожью ждать следующей цифры. Цифры, до которой она досчитала раньше него. Цифры, содержащей в своём незатейливом значке всю суть скверны, старой как мир. Цифры, вызывающей вечные страдания на планете с тем же номером во Вселенной с тем же числом измерений. Неправильное, дурное число, лишённое как гордости, так и гармонии своих предшественников...
- Три, - произнёс он так, будто намеревался закончить отсчёт ядерным ударом по враждебному государству.
Она не двинулась, не подняла взгляд. Как и любой рабыне, ей нужен был приказ.
- Пошла вон, - сказал он.
Она положила телефон в карман, потом неуверенной походкой вышла из комнаты.
Он не верил своим глазам. Не верил ушам, полным убийственного молчания. И от неверия всё это словно отключилось. Чёрные мельтешащие лепестки заполонили взор. Его объяла тьма - темнее, чем под закрытыми глазами в безлунной ночи. Тише, чем межзвёздное пространство. Мертвь и молчь.
Неужели... неужели это... правда? Неужели это произошло с ним? Он до последнего момента был уверен, что ошибается. Что затеял всё это шутки ради. Что всё разрешится улыбкой и смехом. В одной комнате с ним вести переписку... Быть такой дурой? Или настолько циничной? Да не может этого быть! Кто он? Когда? Да, они больше не работают в одной компании. Корпоративные стандарты, мать их. Но уходят на работу и возвращаются одновременно. Как можно найти кого-то, если почти всё время проводишь с ним. Как можно делать вид, что всё хорошо. Как можно жить здесь, есть здесь, спать здесь, говорить с ним, требовать от него... Как можно... как можно...
К тому моменту, когда взгляд прояснился, когда сердце перестало мучительно рваться наружу из паучьих лапок рёбер, когда цепенящая боль сменилось яростью - её в доме уже не оказалось.
«У меня там болит».
Он бросился к телефону.
Шлюха!
Хочешь услышать комплимент?
Так вот он: шлюха.
Да пошёл ты
Эгоист ты мелочный
Ненавижу тебя
Пошла к чёрту!
Сам иди
Критин
Шлюха!
Импотент несчастный
Тварь!
Подстилка
Оставайся со своей жалкой жизнью
со своими дурацкими книгами
Лживая дрянь
Можешь сдохнуть прямо счас
Дура озабоченная
Тряпка
Кажется, они заблокировали друг друга одновременно. Но через какое-то время бессмысленный обмен ругательствами продолжился через SMS. Слова лились потоком - беспощадные, незрелые, идиотские... древние слова, сметающие прочь интеллект, культуру и эволюцию, срывающие все покровы, все условности, обнажающие отвратительный подтекст, грязное дно, убогий примитив, истину...
Он даже не сразу заметил, что она перестала отвечать. Что его ответы уже не ответы. Он продолжал исступлённо черпать из себя вонючую жижу, повторять написанное вслух, брызгать слюной. Пока... пока вдруг не осознал, что делает то же, что и в детстве - самозабвенно избивает кошку, которая постоянно гадит на пол.
И тогда его прошиб стыд. Стыд за них обоих. Стыд за всю человеческую натуру.
И тогда он написал, использовав последнюю пару рублей на счету:
Прости меня за всё.
Прощай.
***
Там он и был, под кроватью - рядом с изношенными балетками, в которых она ходила на работе.