Усталсталсталстал кивать сясясясЯсЯ от замысловослов ословословоблудия людейдейдеидейдействий вещейейейей-богууустал вкалыватьатьатьать-два длякогоого ого огогорчение однодноно ерундандандан-дададададаодао дао даодаооооооднаодна о дноноонооновиднононононадонадон ад ододододододнанананаНА.
Оставьте меня в покое, прошу вас. Не тыкайте мне. Не тыкайте в меня. Не тыкайте ни в кого, кто с вами не знаком. Потому что вы не знаете, никогда не знаете, вы даже никогда не интересуетесь, вам плевать, всем плевать, вы заходите на территорию, на землю, что вам не принадлежит, и покрываете её своими плевками, как каждый человек, каждый человек на клочке своей земли сделал бы
Оставь
теменя
впокое.
- В покое...
Похоже, кто-то трясёт меня за плечо.
- Слышишь? - раздаётся над ухом тот же строгий голос. - Куда ты едешь-то, я спрашиваю?
- До конечной... - сонно отвечаю я.
- Конечная! - возглашает гневный бас, чем окончательно вырывает меня из сна.
Я встаю, покачиваясь, и оглядываюсь по сторонам. Ноги у меня от долгой поездки - словно варёные макароны. Кроме водителя и кондукторши, в автобусе нет никого. Их негодующим взглядам не достаёт ещё пары секунд, чтобы снова окатить меня холодным лаем. За окном предзакат. Я спешно роюсь в карманах, нахожу деньги и отдаю их женщине.
Двери уже раскрыты. Я со вздохом спускаюсь на землю, где меня встречают берёзки.
Что случилось с тобой?
Я ошибся.
Положившись на удачу, я сел на один из длинных автобусов с трёхзначным номером, уверенный, что он доставит меня на автовокзал, откуда я без труда попаду домой. Но, очевидно, я сел не с той стороны дороги и теперь очутился посреди незнакомой загородной местности.
Остановка представляла собой три грубых бетонных плиты, выкрашенных в голубой цвет. Две образовывали угол, третья, небрежно положенная сверху и служившая потолком, подпиралась вместо второй стены железной трубой. На боковой стене не было сколько-нибудь заметных надписей, на задней же - две огромные: «Жизнь ворам» и «Света Я люблю тебя» с огромным сердцем в придачу.
Дорога была грунтовой, безо всякого покрытия. С обеих сторон, оставляя вместо бордюров полосы грязи, её обступал лес. Берёзовый лес. Надо же, я и не знал, что за городом их так много. По другую сторону дороги не было ни строений, ни людей, ничего. Не было и машин, а автобус исчез за поворотом. Наверное, там лежала деревня, но отсюда её видно не было.
Я остался один. В берёзовом лесу. В лучах заката.
Минут пять я стоял, не зная, что делать. Логически правильным решением было бы пойти вслед за автобусом, ведь там, где конец цикла - там и его начало. Однако, у меня не было никакого желания идти в ту сторону. Мне казалось, что там меня ждёт ночь, подобная ночи в той деревне, откуда я родом.
И я побрёл по дороге в сторону города.
Одиночество. Осенний вечер. Тишина. Прохлада. Бодрость, возникшая после глубокой дрёмы.
Всё это создавало особое, странное состояние души. Я чувствовал себя примерно как человек, взирающий с поверхности Луны на восход огромного синего шара над горизонтом, осознающий его величие и ничтожность одновременно. Несмотря на то, что я знал, как недолог путь отсюда до города и людей, окружающий ландшафт, если его можно было так назвать, производил впечатление глубокой отрешённости, полнейшего отсутствия связи с теми шумом и сутолокой, что наполняют жизнь городского обитателя и кажутся ему единственной и непреложной реальностью. Отсюда, словно с горы, уходящей вершиной в стратосферу, все проблемы мира казались жалкими и смешными. Все - кроме собственных проблем альпиниста.
Вот и всё. Цель достигнута. Но что дальше?
Ещё до её достижения я подозревал, что радости не испытаю. Так и получилось. Но я не ожидал, что после этого меня разберёт такая тоска, словно я лишился самого смысла существования. Что? Смысл существования - заткнуть раковину пакетиком с солёной водой? Может, причина всё-таки гораздо глубже?
Такое состояние не было внове для меня; приступы депрессии был моими довольно-таки частыми гостями. Думаю, как и множества современных людей. Но сейчас я чувствовал нечто другое, какой-то особенно вязкий чёрный туман в голове, который возник не мгновенно и уйдёт не скоро.
И, вспоминая проходящую неделю, я неожиданно понял, что этот туман густел и тяжелел всё время с того дня, как я познакомился с Мирой.
Но почему? Что она со мной сделала? Не понимаю. Неделю назад я был, конечно, не на седьмом небе от счастья, но, по крайней мере, доволен жизнью. Я читал, слушал музыку, играл на компьютере, изучал свою планету. Словом, получал свою порцию маленьких удовольствий каждый день. А потом пришла она. Со своим восторгом. Со своими рассказами. Со своим необыкновенным для ребёнка умом. Что же в этом плохого? Разве мне не следует радоваться тому, что я нашёл человека, который меня понимает?