– С минуты на минуту.
– Вот как, милорд?
– Что вы заладили: «воткак, воткак»?! Вы понимаете, какой ужас? Конни, – он обернулся к сестре, поджавшись, словно тигр, – не сопи!
– Кларенс, угомонись!
– Бидж, приведите Пербрайта!
– Ни в коем случае, – резко сказала леди Констанс. – В библиотеку, ты подумай!
Бидж нечасто соглашался со своей chatelaine[16], но сейчас ее понял. Как все дворецкие, он чтил святыню дома. Пять минут таких… благоуханий, и все, придется делать ремонт.
– Быть может, я передам ему ваши распоряжения? – тактично предложил он.
Лорд Эмсворт внял голосу разума, но не из-за благоуханий – они, думал он, только пошли бы на пользу, – а из-за того, что нельзя терять ни секунды.
– Да, так будет лучше, – согласился он. – Прекрасно. Замечательно. Спасибо.
– Не за что, милорд.
– Идите и скажите, чтоб он устроил засаду.
– Хорошо, милорд.
– И как только увидит – р-раз!
– Хорошо, милорд.
– Если можно, толстой палкой.
– Хорошо, милорд.
– Что ж, закончим день убийством, – заметила леди Джулия.
– А? Э?
– Не важно, не важно. Хочешь натравить свинаря – прошу, твое дело! Не мне отвечать.
На графа это подействовало.
– Ты думаешь, – испугался он, – Парслоу сильно пострадает?
– Парслоу! – сказала леди Констанс так, что бронзовый Давид зашатался вместе с Саулом[17]. – Ты в себе, Кларенс?
– Да, – смело ответил граф. – Ты прекрасно знаешь, кто это. Удивительно, как ты даешь себя морочить! Зачем он напросился на обед? А? То-то и оно! Ты вот сюда пошла, а он – к ней.
– Кларенс!
– Ну, а где он? Где твой Парслоу?
– Сэр Грегори только что ушел. Решил прогуляться.
Теперь Давид пошатнулся от страшного рыка.
– Пр-рогуляться! – кричал граф. – Бидж, бегите! Скорей, скорей!
– Слушаюсь, милорд. Как насчет палки?
– Пусть сам соображает.
Лорд Эмсворт откинулся на кушетку в том самом состоянии, в каком раненый воин пережидает битву под сенью шатра. Он спустил было ногу, заорал: «Ой!» – и лег снова. Ничего не поделаешь, надо положиться на Пербрайта.
– Успокойся, Кларенс, – сказала леди Джулия, верившая в дипломатию, – все обойдется.
И она уняла жестом сестру, в дипломатию не верившую.
– Ты так думаешь? – обрадовался граф.
– Конечно. Пербрайт не подведет.
– Да, да! Превосходный человек.
– Когда сэр Грегори его увидит, – продолжала леди Джулия, строго глядя на сопящую Констанс, – он сразу убежит.
– Кто, Пербрайт? – испугался граф.
– Нет, сэр Грегори. Так что не волнуйся. Лежи, отдыхай.
– Спасибо, Джулия, – сердечно сказал граф. – Ты меня успокоила.
– Стараюсь, стараюсь.
– Теперь мне легче.
– Ну слава Богу, – отвечала белокурая леди, показывая сестре, что можно продолжать. Та кинула на нее масонский взгляд.
– Джули совершенно права, волноваться незачем.
– Ну, если и ты так считаешь… – совсем разомлел лорд Эмсворт.
– Конечно. Теперь послушай меня.
– Зачем?
– Если помнишь, – заметила леди Констанс, – мы говорили об этих деньгах. Так вот, только сумасшедший даст их Роналду, чтобы тот женился на девице, которую мы с Джули никак не одобряем.
– А? – проговорил лорд Эмсворт, заметно мрачнея.
Ничего не попишешь, он был в неволе. Оставалось лежать, пока два женских голоса бьют по тебе и бьют, словно дождь по крыше.
А в «Гербе Эмсвортов» тем временем Монти изменил свой план действий. Сперва, как мы помним, он хотел отправиться за лордом Тилбери к ловушке, которую ему приготовил, чтобы – сложив руки, горько усмехаясь – полюбоваться его гибелью. Но, подустав от роли Друга-Пруга-Круга, он ощутил, что замысел этот как-то гаснет.
Если у тебя баритон, граничащий с тенором, глубокий бас неизбежно отразится на связках. Отойдя от телефона, герой наш чувствовал, что полторы мили туда, полторы – обратно ему не потянуть. Стоит ли таких мучений вид виконта, когда того схватит за шкирку замковый свинарь? Не лучше ли за кружкой пива созерцать это взором души?
Так и случилось, что, врачуя связки неподражаемым напитком, он обменивался с официанткой небрежными репликами. Подобно всем влюбленным в тоске, он предпочел бы помолчать, но других посетителей не было, и величавая девица с гнездом золотистых волос, справедливо ощущая себя хозяйкой приема, считала своим долгом вести разговор.
Они поговорили о том, что перед грозой – душно, а после грозы – свежее, о самой грозе, о влиянии ее на посевы и на желудочно-кишечный тракт, в связи с чем девица описала симптомы, ценные для врача, вызванные же тем, что она неосмотрительно съела огурец во время бури. Монти описал в ответ, как он промок.