Леди Констанс нетерпеливо копнула ножкой газон. Лучше бы лягнуть брата, но – воспитание!
– Кларенс, ты идиот, – сказала она. – Постыдился бы. У Галахада вообще нет совести, а ты – постыдись. Как дети, честное слово! Разве можно ссориться с соседями?
– Можно.
– Нет, нельзя. Поэтому я сейчас и помогла сэру Грегори.
– Э?
– Пусть знает, что здесь есть хоть один нормальный человек.
– О!
– Ты берешь его племянника.
– Э? Что? Какого?
– Монтегю. Ну, ты помнишь, он часто здесь бывал. Монти Бодкин.
– Бодкин? Бодкин? Бодкин?
– Ради Бога, ты не попугай! Хорошо, ты все забываешь. Главное не это. Главное, что сэр Грегори просил меня взять тебе в секретари его племянника…
Кроткий пэр иногда взрывался.
– Нет, чтоб мне лопнуть! Нет, чтоб мне треснуть! Красть – мою – свинью – и – после – этого…
– …а я сказала: «С удовольствием».
– С чем?
– С удовольствием.
– Ты что, взяла его?
– Конечно.
– Племянника этого Парслоу за две недели до выставки?!
– Вот именно. Завтра он приедет в 2.45.
Леди Констанс нырнула в дом, а брат ее, лорд Эмсворт, постоял какое-то время. Пробудила его потребность в ясном, спокойном разуме – и на дрожащих длинных ногах он побежал туда, где отдыхал Галахад, попивая свое виски.
Глава IV
В тенистой прохладе, освеженный янтарной влагой, где позвякивали льдинки, Галахад практически достиг блаженства. Вдали бушевали бури, но здесь царил покой, знакомый только тем, кто пальцем не шевелит, чтобы его снискать.
Когда вокруг столько прекрасных вещей, что мы, по справедливому выражению поэта, счастливее королей[1], поневоле удивишься, если к тебе прискачет очень взволнованный брат.
– Господи, Кларенс! – сказал Галли. – Ты просто глиста в беде. Что случилось?
Лорд Эмсворт подрожал, не в силах вымолвить слова. Потом он обрел дар речи:
– Галахад, случилось самое страшное!
– Что?
– Парслоу нанес удар!
– Дал тебе по уху?
– Нет, нет, нет. Все так, как ты говорил. Он слишком умен для нас. Обошел Конни, она взяла секретарем его племянника.
Галли принялся вдумчиво протирать монокль.
– Да, да, да, – продолжал граф, – она сейчас сказала. Понимаешь, чем это грозит? Сообщник в самом сердце дома. Я вижу все! – Голос его взмыл до верхних регистров. – Не вышло с Бакстером, пробует Бодкина.
– Бодкина? Это не Монти?
– Монти. Что нам делать?!
Он задрожал. Безупречный Монтегю огорчился бы, узнав, что его будущий хозяин видит в нем коварного, юркого, мерзкого человека, который готов проникнуть к невинной свинье и подложить гранату в ее пойло. Галли вставил монокль.
– Монти? – сказал он, отпивая глоточек. – Помню, помню. Хороший парень, свиньи не обидит. Постой, тут надо разобраться.
Он немного подумал.
– Нет, – решительно сказал он. – Бодкина можешь не бояться.
– Да?
– Да. Это не подвох.
– Но…
– Никаких «но». Поверь мне. Посмотри, посуди, наконец. Парслоу прекрасно понимает, что его ставленника заподозрят. В чем же дело? А вот в чем.
– Да?
– Сказать?
– Скажи, – слабо выговорил граф, по-рыбьи глотая воздух.
Поскольку глава рода стоял, а сам он сидел, Галли не мог потрепать его по плечу и потрепал по ляжке.
– Он хочет, чтобы мы его подозревали.
– Хочет?
– Хочет. Мы будем следить за Бодкином, а настоящего сообщника и не заметим.
– Ой, Господи! – ужаснулся граф.
– Ничего, – успокоил его Галли. – Не так мы просты. – Он снова потрепал графа по ляжке. – Знаешь, что теперь будет?
– Нет.
– Сказать?
– Скажи.
– Через несколько дней у ее домика появится незнакомец.
– Ой, Господи!
– Мы позаботимся о том, чтобы он ничего не заподозрил. Отойди в тень, Кларенс. Пусть твой Пербрайт тоже отойдет в тень. Этот неведомый злодей должен думать, что мы беспечны. Тут мы его и возьмем.
Лорд Эмсворт смотрел на брата, как ученик – на мудреца. Собственно, он не сомневался, что для того нет пределов.
По-видимому, думал он, тут повлияла обстановка. Клуб «Пеликан» не возвышает нас в обществе, но многому учит. Притупляя нравственное чувство, он обостряет ум.
– Спасибо, Галахад, – сказал он. – Мне теперь гораздо легче. Конечно, ты прав. Только… вряд ли этот Бодкин так безвреден. Может, лучше за ним последить?
– Следи, чего там!
– Хорошо, буду следить. А пока пойду к Пербрайту.