– Кузьмич! – тоскливо произнес Федькин. – Тебе это надо?
Василий Кузьмич Степанов убрал дуло пистолета от рожи эфэсбэшника и, глядя сквозь генерала, четко сформулировал:
– Оскорбление командира части при исполнении служебных обязанностей лицом непонятного уровня ответственности, звания и половой принадлежности! – Произнеся последнее определение, он смачно сплюнул под ноги франтоватому чиновнику. – Род Степановых насчитывает восемь поколений офицеров старшего и высшего звена! Моему деду в лицо подобную гнусность не осмеливались сказать даже энкавэдэшники, а это многое значило! Предлагаю дуэль!
– Что? – охрипшим басом выдавил генерал. – Какая дуэль, Кузьмич? На дворе двадцать первый век, а ты себя Дантесом вообразил! Ну, пристрелишь ты этого Пушкина, а что мне с тобой делать прикажешь?
– Готов ответить по всей строгости закона! – процедил полковник. – А поскольку я – лицо оскорбленное, сиречь зачинщик – он, то имею право выбора оружия и условий поединка. Мое условие: пистолеты, пятьдесят метров, прямо сейчас на плацу! Пусть ищет секунданта!
Степанов еще раз сплюнул под ноги эфэсбэшнику и отошел к своим офицерам, которые сбились в кучку и о чем-то переговаривались.
– О чем спор? – спросил он, подходя.
– Сперва хотели вам «неотложку» вызвать, а теперь ставки делают – три к одному! – неодобрительно ответил начальник штаба. – Балбесы, одно слово!
– Маловато! – ответил Василий Кузьмич. – Михалыч, будешь моим секундантом?
Подполковник Иващенко сумрачно глянул на своего начальника. Переубедить того было невозможно – это знал весь округ.
– Тяжелый ты человек, командир! – вздохнул он. – Тяжелый, но надежный. Как ротный миномет. Буду.
Полковник молча пожал руку своему заместителю и кликнул заместителя по вооружению. Приказав тому принести точно такой ПММ, он продолжил разговор с Иващенко:
– Слушай, ты прикажи ребятам отойти от места дуэли шагов на сто – больше эта дура ошибиться не должна. Пускай глядят, как мужики должны отвечать на оскорбление.
– Так что, Кузьмич, дуэль в воспитательных целях?
– Пуля – дура, и ты – дурак! – беззлобно ответил полковник. – Когда хотя бы один из десяти оскорбленных врежет своему начальнику под яйца, вот тогда у нас будет демократия. Тогда, а не когда газеты имеют право писать всякую хренотень! И если хотя бы десять человек из присутствующих сегодня когда-нибудь вспомнят меня и проделают нечто подобное, я буду знать, что жил не зря.
В то же самое время между генералом Федькиным и Кириллом Смирновым, эфэсбэшником из Москвы, тоже происходил неприятный разговор.
– Тебя где так разговаривать с людьми учили? – хрипел сорвавший голос Федькин. – Вроде в столице живешь, а такой болван! Ты хоть стрелять умеешь?
Эфэсбэшник тоже разволновался, но он никак не мог поверить в реальность происходящего. Казалось бредом, чтобы вот так в наше время оскорбленный офицер мог потребовать дуэли. Он нервно сглотнул и визгливо поинтересовался у генерала:
– Почему вы не прекратите эту комедию, Николай Петрович? – Смирнов похлопал себя по карманам в поисках сигарет. – Это же черт знает что такое. Какие-то дуэли, офицерская честь и прочие глупости...
– Э, Кирилл, да ты впрямь идиот! – раздраженно фыркнул Федькин. – Рассуждаешь о понятиях, о которых не имеешь ни малейшего представления! Честь офицера – это последнее, что осталось у людей, которых на каждом шагу предает своя собственная страна и равнодушно смотрит, как они бесятся с голоду. И ты, дурак, эту честь сегодня смешал с говном!
– Что вы заладили – дурак, идиот? – закричал эфэсбэш-ник. – Сказали бы лучше, что мне делать?
– Что делать, что делать... раньше надо было думать! – рассердился окончательно Федькин. – Если будешь вести себя как мужик на дуэли, то, возможно, полковник и не пристрелит тебя. Наш Кузьмич шибко мужество уважает.
Выкурив сигарету одной-единственной затяжкой, Смирнов нервно расстегнул кожаную куртку и потянул за узел модного галстука.
– Вы, генерал, вообще соображаете, что делаете? – спросил он. – Вы знаете, что произойдет в случае моей смерти? Вас раздавят, как букашку!
Федькин неожиданно успокоился.
– Полковник у себя дома. Власти у меня никакой. Так что... готовьтесь к поединку. Вон вам и оружие несут, кстати...
И генерал, подобно Понтию Пилату, умыл руки.
Странной и нереальной казалась эта дуэль. Посреди бетонированного плаца на расстоянии пятидесяти метров друг от друга стояли два человека. Метрах в десяти от каждого из них замерли секунданты: начальник штаба подполковник Иващенко и генерал Федькин. За пределами плаца чернели шеренги солдат, глазеющих на невиданное действо. Стиляга полковник даже дал фору эфэсбэшнику – позволил стрелять тому первым. Можно было бы разыграть и другим образом – на момент расхождения с сигналом, по которому начинать дуэль, но Степанов выбрал именно такой порядок.
– Если Бог жив, то его милостью прикончу мерзавца, даже выстрелив вторым. С пятидесяти метров попасть в меня не так и легко...
Над плацем застыла тишина. Конечно, если бы можно было перенести дуэль, то скорее всего она бы не состоялась. Время остудило бы даже такую горячую голову, как у полковника Степанова, а уж у генерала нашлось бы множество причин для прекращения этой служебной анархии. Не говоря уже о том, что Смирнов вполне мог вызвать по мобильнику подкрепление.
Нынче, пока кровь еще не успела остыть, даже Федькин смотрел на это с неким неземным фатализмом. Кирилл, сам того не желая, оскорбил честь мундира, который с гордостью носил и генерал. Он докурил сигарету и на правах старшего подал команду:
– Начинайте!
Эфэсбэшник долго целился в ненавистное лицо Степанова, как бы позабыв основные правила стрельбы. В грудь попасть было куда проще – если не мгновенная смерть, то тяжелое ранение обеспечено. В случае чего остался бы жив для трибунала и полковник, и самому Кириллу было бы не в пример легче оправдаться. Но он прицелился в лицо...
Пистолет ПММ – модернизированный пистолет Макарова – от прототипа – пистолета ПМ – внешне отличается увеличенной пластиковой рукояткой более удобной формы. Но главным отличием является использование нового, усиленного (высокоимпульсного) патрона 9x18 ПМ-М. Если его старший брат был беззастенчиво содран с «Вальтера», то ПММ по мощности патрона и его поражающему действию вплотную приблизился к пресловутому «парабеллуму».
Именно пуля из такого патрона обожгла щеку командира части. «Пижонство! – подумал Василий Кузьмич. – Пора кончать с этим благородством! Пару сантиметров – и несправедливость восторжествовала бы в очередной раз». Он навскидку выстрелил и попал эфэсбэшнику в правый глаз.
– Финита ля комедия! – громко сообщил присутствующим. – Или что говорил в таких случаях Фантомас, не помню...
Федькин бросился к лежащему телу и перевернул его на спину. Мертвый Смирнов глянул на него пустой глазницей. Череп был цел – пуля осталась внутри. Генерал вскочил на ноги и бросился к Степанову.
– Кузьмич, твою мать! Ты что, не мог ему ливер прострелить?
– Зато шкура осталась цела, – философски заметил Степанов, – а глаз можно и искусственный вставить – сейчас такие глаза из стекла и фарфора делают...
– Ты меня, как марионетку, за яйца не дергай! – взвился генерал. – Я думал, что ты ему руку прострелишь или ногу! Что теперь делать?
– Скажешь, что я промахнулся, – равнодушно произнес Степанов, – и вообще делай как знаешь.
Он понюхал дуло пистолета, из которого только что уложил своего обидчика, прошел в штаб мимо застывших по стойке «смирно» военнослужащих своей части. Солдат и офицеров. Пацанов и мужиков. Отдал честь своим «орлам» и как бы прощальным взглядом окинул замерший строй. Молча кивнул и пошел дальше. К командирам подразделений подошел начальник штаба.
– Фельдшер здесь? Идите поработайте коронером.
– Что же теперь? – спросил командир первой роты. – Арестуют Батю?