Командир полка «дуболомов» угрюмо кивнул башкой и отправился выполнять приказ. Басманов встряхнул головой и пожаловался Волкову:
– Будто мертвяки какие! Где вы их откопали?
– Вы верите в жизнь после смерти? – вопросом на вопрос ответил генерал.
– Боже меня упаси! – перекрестился Петр Данилович. – Спросите такое!
– А они верят! – сурово посмотрел Андрей Константинович вслед ушедшему Бенито.
– Кто же они такие? – со священным ужасом прошептал военный министр.
– Моджахеды, – устало ответил Волков, – воины тени.
Рассвет второго августа. Вечнозеленые сосны шумят под легкий бриз, неторопливо меняющий свое направление. Всю ночь с озера он доносил запах цветущей ряски и тины, а сейчас сидящие на озере рыбари почувствуют аромат смолистой хвои. Это значит, что время перевалило за шесть утра. Мычат коровы на недалекой мызе, хрюкают свиньи, орут петухи. Удивительно, как все эти звуки утром легко достигают плацдарма. Возможно, к вечеру зарядит дождь, но не факт. Ведь выпавшая роса покрыла траву обильным слоем, так что у разведчиков, вернувшихся с ночного дозора, одежда промокла до нитки.
– Ну что? – негромко спросил генерал Басманов у командира группы.
– Порядок, ваше высокопревосходительство! – также негромко отозвался поручик Татарин. – С той стороны сначала палили в белый свет, а вот уже пару часов слышно лишь конское ржание.
– Рискнет ли Карл после такого перехода бросить людей в атаку? – сомневался Басманов.
– Не решится, так мы ему в следующий раз еще ливер выпустим! – хмыкнул Волков. – Тоже мне бином Ньютона!
– Это тот математик, что в Англии? – уточнил Петр Данилович. – Что-то вы о нем вспомнили.
– Просто к слову пришлось, – задумчиво ответил Андрей Константинович, – скоро его должны избрать президентом Лондонского королевского общества. И он скорее физик, чем математик?
– Физик? – не понял Басманов.
– Механик, – уточнил Волков, – физика – это наука о природе и связях материального мира. Раньше была под религиозным запретом. Церковь считала ересью беспристрастное изучение мира, созданного Господом.
– А теперь запрет снят? – недоверчиво усмехнулся боярин. – Отчего сие?
Научная беседа была прервана появлением вестового.
– Господин главнокомандующий, шведы идут! – запыхавшись, выпалил он. – В пяти верстах уже!
Волков глянул на наручные часы. Было несколько минут восьмого. Басманов перекрестился:
– Ну, с богом! Андрей Константинович, не пора ли нам перейти на наблюдательный пункт?
– Вы здесь командуете, Петр Данилович, – любезно ответил Волков, – отчего же и не пройти!
Два генерала, одетых в полевую форму образца девяностых годов двадцатого века, прошли на НП, где у стереотруб суетились несколько корректировщиков и наблюдателей. Басманов подошел к персональному прибору и глянул в окуляр.
– Ишь, чертяки, быстро опомнились. Ваш полковник не доносил о подробностях операции?
– Еще успеет! – ответил Андрей Константинович, в свою очередь заглядывая в окуляр.
Наблюдательный пункт был оборудован на самой высокой точке плацдарма – Черном холме. Необходимости в тщательной маскировке его не было, авиации у противника не предполагалось, дальней артиллерии и полковых минометов тоже, а против возможного прорыва в ближайшем логе залегла рота ревенантов. Таким образом, командование чувствовало себя в полной безопасности.
В сильную оптику было видно, как из далекого леса на горизонте появилось множество темных точек. Они рассредоточивались по полю в единую линию, выстраиваясь в боевой порядок.
– Сколько до них? – спросил Волков, нервно сминая березовый листок.
– Около полутора верст, – сообщил один из наблюдателей, вращая ручку дальномера.
– Разрешите, Петр Данилович, по ним с десяток снарядов выпустить! – воскликнул Андрей Константинович, вспоминая давнюю бойню у Днепра, когда пришлось перебить массу татар. – Авось подействует на них!
– Давайте! – разрешил главнокомандующий, которому и самому захотелось посмотреть на залп. – Вестовой, ко мне! Передайте Румянцеву, пусть произведет залп из орудий одного дивизиона. Цель – противник на горизонте. Угостим шведа русской шрапнелью, бегом, юноша!
Немного ниже, на позициях артиллерии, подполковник Румянцев черкал по планшету свинцовым карандашом, высчитывая значения прицела и целика.
– Байстрюков, сколько до цели? – громко спросил подполковник.
Дальномер глянул в окуляр. Затем, тужась, сообщил результат в метрах.
– Три тысячи двести!
– Наводчикам, прицел сто пятьдесят, целик – ноль, трубка – девять! Первый дивизион, приготовиться!
По позициям пошла гулять сдублированная командирами батарей команда, первая команда, которая будет слышна. Остальные станут передаваться сигнальными флажками.
– Огонь! – четко скомандовал Румянцев.
Восемнадцать орудий изрыгнули пламя. Подполковник прильнул к стереотрубе.
– Недолет! – сочувственно сказал он, глядя, как вздыбилась шведская конница.
На дне стакана шрапнельного снаряда находится заряд дымного пороха, нижние слои пуль залиты специальным дымным составом, а остальные пули – смесью канифоли и серы. Возникающее при взрыве облако дыма облегчает пристрелку, так что Румянцеву оставалось лишь слегка подкорректировать значение прицела. Вдобавок он решил на одну секунду увеличить время горения трубки, так как впереди шведов точно не было, а уж в лесу! Куда ни плюнь шрапнелью, попадешь точно в шведского солдата. Или в дерево.
– Прицел сто пятьдесят два, целик – ноль, трубка – десять! – скомандовал он. Стоящий рядом сигнальщик продублировал команду.
– Огонь!
Прильнув в очередной раз к окуляру, Румянцев увидел, как в рядах неприятеля началось хаотичное движение. Так до конца и не выстроенные в боевой порядок шеренги шведов рассыпались. Некоторое количество пехоты повернуло обратно в лес, и там образовалась элементарная давка. Конница же не растерялась и свернула налево. Пустив лошадей в галоп, их командир пытался обойти поле битвы по флангу.
– Шиш вам! – засмеялся в боевом азарте Румянцев. – Приказ второму дивизиону! Прицел сто пятьдесят три, целик – право два, трубка – десять! Огонь!
Выстрелы на опережение остановили быстроногих уланов. Они еще раз повернули влево на девяносто градусов и скрылись в прилеске. Подполковник скомандовал второму дивизиону произвести залп вдогон и молчать – беречь снаряды. Вернувшись к окуляру, он обнаружил, что пехота успела скрыться в лесу.
– Первый дивизион! Прицел сто пятьдесят четыре, целик – ноль, трубка – десять!
Залп русской артиллерии накрыл лес. Реншильд на короткой дистанции в полторы версты умудрился загнать коня.
– Мой король! – воскликнул он, появляясь в шатре Карла. – Русские пушки не дают нам даже выйти из леса. Мы несем чудовищные потери, еще не приступив к сражению. Полк Утрехта практически уничтожен!
Король поднял руку, призывая к спокойствию.
– Русские орудия далеко?
– Их и не видно! – в отчаянии воскликнул генерал.
– Проклятие! – стукнул кулаком по столу Карл. – Трубите отход!
Реншильд выбежал из шатра, запрыгнул на одну из свежих лошадей и поскакал обратно.
Король поджал губы и вызывающе посмотрел на Пипера. Тот развел руками.
– Выходит, слухи о русской артиллерии были не лишены оснований, – сказал он, – что ж, ваше величество, все битвы выиграть невозможно – история не знает прецедента.
Карл закусил нижнюю губу едва не до крови. Не достичь ему славы Александра Македонского и Юлия Цезаря. На глаза помимо воли навернулись слезы. Понимая состояние своего короля, премьер-министр произнес:
– Зато вы останетесь в памяти народа как мудрый правитель. Немногим дано осознать на половине пути, что стену головой не проломить. И лишь единицы находят в себе силы, чтобы остановиться.