Михаил вяло отбрехивался, протестовал по привычке. Он призывал в свидетели небесных жителей, что никогда не согласится пойти на такое святотатство – лично обвенчать православную и лютеранина, потомки его проклянут. И никакой рай ему не будет, а будет лишь вечное чистилище.
Перепалка продолжалась пять дней, пока не прибыл Великий Сакелларий. Выслушав, о чем речь, он сплюнул и посоветовал Михаилу подобрать слюни.
– Иоахим Наталью Кирилловну топтал – и ничего! – хмыкнул он. – А ты, Миша, толкуешь о таких глупостях. Этот брак, пусть он и противен православной церкви, зело пойдет на пользу государству! Не гунди! Торгуешься словно жид в базарный день!
Обиженный патриарх прекратил стенания и умолк. Он всего-то и хотел выпросить средств на основание нового монастыря – в Клину, на своей родине...
Поскольку венчание не имело своей целью привлечения народных масс (царица стеснялась своего возраста, вдобавок будучи в тяжести), патриарх распорядился о сокращении церемонии. Бабе на седьмом месяце не так просто вынести все положенные ритуалы от начала до конца, поэтому на все про все ушло полтора часа.
«В лето от Рождества Христова 1702-е, тридцатого числа августа месяца, мной, патриархом Михаилом, в присутствии свидетелей зарегистрировано таинство брака между Карлом, урожденным Пфальц-Цвейбрюкеном, одна тысяча шестьсот восемьдесят второго года, и Софьей Алексеевной, урожденной Романовой, одна тысяча пятьдесят седьмого года».
Ниже подписи свидетелей:
1. Эрик Пфальц-Цвейбрюкен.
2. Графиня де Лаваль.
Еще ниже подпись Великого Сакеллария: «Сие мною прочитано и верно. Митрополит Афанасий (Любимов Алексей Артемьевич)».
Такая протокольная формулировка была введена по настоянию премьер-министра, нашедшего в ведении церковных книг какие-то огрехи. Волков пошутил, что сии огрехи видны одному премьеру, но вмешиваться не стал. Просто подумал, что потомкам будет весьма затруднительно выяснить личность графини де Лаваль, невесть откуда взявшейся на территории России представительницы славного французского рода.
Царственный молодожен отплывал на родину первого ноября. Забиравший его «Король Карл» вновь громыхнул салютом из орудий верхней палубы, поднял носовой и кормовой якоря, взял грот и бизань. На гюйс-штоке подняли стяг «король на судне», русский лоцман, переложив штурвал, задорно посмотрел на берег.
После двухлетнего отсутствия шведская земля вновь обретала своего короля.
Глава 17. Гея. 1707
Российская империя. Взгляд извне
В июле 1707-го австро-английские войска осадили Тулон. Французская армия была измотана боями, страна истощена, казна пуста. Людовик XIV запросил мира. Поначалу требования антифранцузской коалиции были весьма суровы: отказ от испанских Нидерландов (нынешняя Бельгия), Милана, французских владений в Вест-Индии и Южной Америке. Ко всему прочему, участники коалиции требовали возведения на испанский престол Карла Габсбурга.
На таких драконьих условиях заключить мир король Франции был не готов. Южные Нидерланды и Милан – еще куда ни шло, но богатейшие французские колонии в Новом Свете – это выходило из ряда вон. Не говоря уже о воцарении на испанском троне одного из Габсбургов. Война разоряла истощенную страну, а такой мир и вовсе поставил бы на ней крест. Посему Людовик решился на продолжение баталий, однако было одно «но». На политическом небосклоне Европы зажглась сверхновая – буквально за десятилетие вырвавшаяся из объятий средневековья Россия. Англичане, проморгавшие подобное «чудо», поспешили принять «облегченные» условия мира и выйти из войны. Облегчение условий означало, что Франция лишилась южных Нидерландов и продала по сходной цене Англии свои владения в Северной Америке. Вопрос об испанском престоле пока не поднимался. Герцог Мальборо ощущал необходимость укрепления своих пошатнувшихся за долгое отсутствие при дворе позиций. Он вернулся в Лондон и при помощи своей жены быстро занял место подле трона, оттеснив в сторону начинающего набирать политический вес Генри Боллингброка.
Вместе с Англией откололись и Португалия с Пруссией. Оставшаяся в одиночестве Австрия, подобно потрепанной псине, еще какое-то время пыталась хватать редкими зубами за французские бока, но командующий южными войсками французов маршал Виллар быстро перегруппировал свои силы и нанес австрийцам сокрушительное поражение на Изере у Гренобля. «Бравый рыцарь» Евгений Савойский, потерявший в этой битве половину армии, вынужден был отступить. Иосиф Первый закусил губу и, оценив свои шансы, предпочел ретироваться. Европа, опустошенная за пять лет войны, принялась зализывать раны.
Сверху политической карты на эту картину посматривал английский кабинет, теоретически возглавляемый Анной Стюарт. Теоретически. На самом деле «европейский политик» определяла дорвавшаяся к штурвалу власти партия вигов, к коим примкнул и герой последней войны – герцог Мальборо Джон Черчилль. Его супруга имела безраздельное влияние на королеву, а друг Годольфин держал в своих руках казну государства. Вот этот самый лорд-казначей и сообщил герцогу, что деньги на интриги против России найдутся. Иначе приток этих самых денег в казну Анны может изрядно уменьшиться. В случае усиления России и подтверждения ее тайного сговора с французским кабинетом политический авторитет Оловянных островов резко пойдет на убыль. А с таким авторитетом в большой политике ловить нечего.
Первого сентября 1707 года в Стамбул на фрегате «Кинг оф мист» отбыл новый посол – лорд Харт. Энергичный и агрессивно настроенный по отношению ко всем народностям, живущим восточнее Саксонии, он сменил на этом посту прежнего пацифиста графа Стомака. По прибытии на место лорд Харт принялся немедленно смущать прелестными речами турецкого султана Ахмета III, обещая в случае выступления против России полную поддержку английского кабинета. Турция еще не могла забыть позора семисотого года, когда пришлось выкупать из российского плена половину своего флота вместе с людьми. Будь на месте Ахмета покойный Мустафа, никогда больше не ступать лорду Харту по турецкой земле. Но Мустафа Второй скончался четыре года назад, а его преемник отсутствовал во время обстрела крейсером «Орион» турецкой столицы.
Герцог Мальборо в поисках союзников не ограничился только Турцией. Его эмиссары побывали во многих странах, но поддержку нашли лишь у поляков. Датчане отказались участвовать в английской авантюре, ибо еще помнили шведские тумаки, Голландия была готова предоставить корабли для похода, но не более. Небольшая армия этой страны была измотана войной за испанское наследство, в ходе которой понесла большие потери. Итак, среди стран Европы потребность повоевать испытывали лишь ляхи, у которых в очередной раз трещала экономика, Молодой король Станислав Лещинскии внезапно почувствовал вкус к светской жизни и решил перещеголять Людовика Четырнадцатого.
Найдя двух союзников, англичане решили оставаться в тени до последнего. Ведь, несмотря на интриги и антипатию, торговля с Россией была весьма прибыльным делом. Годовой оборот между двумя странами достиг пятисот тысяч фунтов стерлингов. Терять сразу такой рынок было бы неблагоразумно. К тому же следовало сначала укрепить экономику, пострадавшую в недавней войне. Поэтому герцог Мальборо планировал экспансию против России на конец следующего года. Первой в войну должна была вступить Турция – в декабре. Затем в январе, когда подмерзнут болота, в набег отправятся поляки – штурмовать русскую столицу. И лишь весной тысяча семьсот девятого года Мальборо планировал ввести английскую эскадру в Чудское озеро. К тому времени войска англичан должны быть доукомплектованы, обучены сражаться в болотистой местности и снабжены продовольственными и огневыми припасами.
План разрабатывался в строгой тайне. Основная часть парламента и слышать не хотела о войне. В стране царили нищета и голод – ведь основная часть урожая отправлялась прямиком в действующую армию. По английским лесам скитались и рыскали отряды мародеров, дезертиров и «лесных братьев» вполне в духе Вальтера Скотта. Только сие «братство» отнюдь не защищало интересы йоменов и прочего трудового люда, а непринужденно и беззастенчиво «делилось» с ними последними крохами. Урожай 1707 года позволил частично разрешить проблемы голодающей страны и снять внутреннее напряжение, но публично вынашивать идеи очередного похода было неразумно.