Потом все началось. Сначала какие-то неясные туманные намеки, потом легкие поглаживания по спине. По ногам, ниже, ниже... Потом и вовсе рассказывать неприлично. Две держали Булябиса за руки и ноги, чтобы не дергался, а другая, та, что была за рулем, — надругалась над ним в извращенной форме. Потом в простой, неизвращенной. Потом снова в извращенной. Потом он сверху. Потом — сбоку. Потом — справа. Потом — слева. Потом — слева направо! Левое плечо вперед! Ноги на ширине плеч! Равняйсь! Смирно! Потом наоборот! Вольно! Оправиться! Девушки сменялись, словно караулы. Потом еще и еще. Сколько раз это было, Булябис и не вспомнит. Помнит лишь только горечь и пустоту, чувство унижения, всепоглощающего стыда и разочарования. Вот только что помнит Булябис. А потом были извинения, мятые бумажки, торопливо сунутые одной из них в карман мятых шевиотовых порток с лампасами. Угрозы немедленной расправы с женой в случае, если он заявит в милицию...
Верите, после этого у Булябиса и наступила бессонница? Да и не только бессонница. Еще дурную болезнь подарили ему эти девицы, эти мерзавки, эти бесчеловечные фурии... Верите? Вот и жена Булябиса тоже не верит... А вроде бы неглупая баба...
Галя Чупырко понесла. Проверилась на тест — точно — беременная она сделалась! Отпросилась с работы, прибежала вся запыхавшаяся, простоволосая к мужу своему — Анатолию, в гараж. Кричит на ходу:
— Толя! Толя! Нас будет трое!
Анатолий из-под машины высунулся, испуганно спрашивает:
— Мать твою, что ли, несет?
— Беременная я! Отцом ты скоро будешь! — улыбаясь во весь свой широченный рот, сказала Галя. Толя несказанно обрадовался, даже вылез из-под машины.
— Думаю, назовем его Мендосой! — сказал он задумчиво, вытирая свои натруженные руки ветошью.
— Как? Почему именно — Мендосой? — недоуменно спросила Галя. — Почему не Машенькой?
— А потому, Галь, что надо отходить от этого вот национального шовинизма! — мудро пояснил ей Анатолий. — В третьем тысячелетии не будет географических и политических преград. И вот приедет мой сын в Перу или в Гондурас. Его сразу там спросят: «Как звать тебя, приятель?» А он просто так отвечает — Мендосою меня звать, ребяты! Все! Вопросов нету! Мендоса — наш человек! Налейте ему, мучачес, стакан каньи или текилы! Пусть выпьет с дорожки! Понятно? Дурья ты башка! — ласково потрепал он жену по подбородку своим пятиунцевым кулачищем.
— Ну, хорошо, — согласилась Галя, — ну, а ежели наш мальчик приедет в Индию, Как он в Индии с таким именем будет жить?
— В Индии — да! С таким именем в Индии ему будет непросто. Там ему много не нальют, в Индии, с таким именем, — согласился Анатолий. — Мы вот что. Мы ему дадим еще одно имя. Так можно, я читал. Мы назовем его еще и Шри-Шримад. То есть полностью он будет называться Шри Шримад Мендоса Анатольевич Пучков. Теперь — полный порядок! Теперь ему везде рады будут! В любой точке нашей необъятной планеты будут наливать по-полному.
— А в Казахстане?
Анатолий нахмурился. Почесал грудь, живот, пах.
— Черт! — грязно выругался он. — Мендосе в Казахстане могут и навешать! Хорошо! Давай еще добавим к его имени еще и имя Мусареп! Будет — в самый раз! Шри Шримад Мусареп Мендоса Анатольевич Пучков! Вот это — в самый раз!
— Два имени подряд на букву "М" — некрасиво как-то! — некрасиво поморщившись, сказала Галя, несколько раз, шепотом, повторив полное имя своего будущего сына.
— Верно, — согласился Анатолий. — Тогда будет вместо Мусарепа -Токтогул!
— Токтогул — это уже благозвучнее, — согласилась Галя. — А ну... если наш Мендоса Токтогул в Каракалпакии если окажется? — тревожно спросила она, после некоторой паузы.
— В Каракалпакии? Да не... — неуверенно ответил Анатолий. — Не волнуйся, Галь! Не окажется! Я ему скажу, чтобы в Каракалпакию не ездил. Нечего ему там делать!
— А на Украине? Может его еще и Мыколой назвать? Раз пошла такая пьянка... — раздухарилась Галя.
— Не, Галь... — уверенно покачал головой Анатолий. — На Украине ему все равно не нальют! Даже если его Кучмой назовешь.
На том и порешили. А уже через какие-то девять месяцев Галя благополучно разродилась чудной девочкой по имени Маша.
— Пусть будет Маша! — согласился Анатолий. — Она же — девочка! Ей в Индии не пить!
Было уже заполночь, когда в двери к Мутищеву кто-то осторожно постучал. Мутищев долгое время осторожно пытался разглядеть в темный глазок, кто это там пришел, наконец осторожно спросил:
— Кто тама?
— Коляда! — негромко ответили приглушенным шепотом снаружи.
— Кто? — не понял Мутищев. — Какой такой на хрен коляда?
— Ну какой-какой! Коляда! Персонаж мифологический у славянских народов! Связанный с весенним циклом плодородия!
Мутищев осторожно приоткрыл двери и увидел в полумраке какое-то уродище в козлиной шкуре с рогами. Под глазом у уродища был огромный на всю морду синяк.
Мутищев оглядел коляду с ног до головы. Коляда, смущенно опустив глаза долу, переминался с ноги на ногу и негромко гундосил.
— Коляда! Коляда! Отворяйте ворота! А кто боле всех подаст! Тот...
— Стоп! — остановил его Мутищев, быстро среагировав на рифму к слову «подаст».
— Тот будет счастлив и богат! — как-то не очень убедительно и не в рифму закончил свою нелепую колядку Коляда.
— Ну? — спросил Мутищев. — А дальше, дальше-то что?
— Дальше вы должны мне что-то дать! Ну... Я не знаю... Денег там... Украшения... Чтобы богатым быть круглый год.
— Кому чтобы быть богатым? Тебе?
— Почему — только мне? И вам тоже!
— Черт побери! Твою мать! — Мутищев с досадой хлопнул себя по жирным ляжкам! — Как у вас все просто-то!!! Вот так подал тебе и все! Стал богат! Что за херня? И вы, в самом деле, в это верите?
— Ну... Не знаю... — губы у Коляды предательски задрожали. — Народ же верит!
— Ну вы знаете хоть одного, кто после того, как вам подал — стал богаче? Россия всю жизнь подавала всем побирушкам и во что превратилась? Во что, вы мне скажите? Богаче! Вот в то, что я стану беднее на столько, сколько вам отдам, — в этом я уверен. А в том, что стану богаче, — нет! Вы-то сами чувствуете, что врете? А? Коляда? Ну-ка! В глаза мне смотреть!
— Я лучше пойду? — сказал Коляда несмело.
— Нет! Ты погоди! Теперь уж погоди! Раз ты Коляда — отвечай, сволочь, по закону! Почему мы так живем? Почему?
— Да потому, что перестали верить в чудо! — Коляда убедился, что его не будут бить, и стал немного смелее. — Потому, что не знаем мифологии своего народа! Не знаем своей истории! Своих обрядов и обычаев наших предков! Без прошлого нет будущего! Народ, не знающий обычаев своих предков, обречен на вымирание! Вот отчего все наши беды!
— Ты думаешь? — Мутищев почесал затылок. — Так, так... Ну а если мы, Коляда, узнаем мифологию — жить будем лучше? А? Коляда? — он с надеждой посмотрел в глаза Коляде.
— Без всякого сомнения! — Коляда выдержал взгляд. Он смотрел честно и открыто, не таясь.
Мутищев пошарил в кармане пижамы и вытащил несколько смятых долларовых бумажек.
— На! Держи! Коляда! Пусть сбудутся твои слова! Пусть будет так! Почему, кстати, у тебя, Коляда, рожа побита? Кто тебе это харю твою так отделал? А? Коляда?
— А-а-а... Это? Это в соседнем доме... — Коляда невесело ухмыльнулся, пряча доллары в полотняную переметную суму. — Заорали: «Козел! Козел! Бей козла!» Братва там гуляла... Они с мифологией не знакомы...
У известного писателя Дорчилова засорился унитаз. Ну, вы знаете писателя Дорчилова! Того самого, что написал нашумевший роман «Смерть геронтофила». По нему еще потом фильм сняли. Называется «Юдофобы летят на юг».
Засорился унитаз и не стал пропускать в себя ничего. Из себя — еще куда ни шло! Куда только из себя ни шло! Плохо стало в доме у писателя Дорчилова. Отвратительно. Вонять стало говном в квартире писателя Дорчилова. Да и сам Дорчилов стал припахивать. Житья не стало в доме писателя Дорчилова. Не пишется ему в такой вонючей атмосфере. Ему и не в вонючей-то не особо писалось, а тут — хоть святых выноси. А где они, святые? Уже все сами вышли от такой вони. Делать нечего!