– Ты как будто нарисованный, – уже тише добавил он, кусая губу. – Словно только из упаковки достали. Ну, сейчас уже меньше.
– Почему?
– Потому что тебя потрепали, зефир.
– Почему ты называешь меня зефиром?
– Потому что ты зефир.
Кэш потер себя по затылку.
– Беленький и мягкий. Ты, может, есть будешь? У меня есть сосиски и мороженое.
Как оказалось, электропечь у Кэша была сломана, как и лифт, и сосиски пришлось есть сырыми. И на вкус это оказалось лучше, чем на вид.
– Похоже на колбасу, – успокоил его Кэш, передавая ему тарелку, – можно есть и так.
– Колбасу? – переспросил Остин, разглядывая длинные холодные палочки.
Тут новый знакомый уже не выдержал. Плюхнувшись на постель, он сцепил руки под затылком и покачал головой.
– Ты удивительный, – усмехнулся он. – Скажи, ты там у себя, в Нью-Аркетте, что делаешь? В вазочке сидишь? Почему ты ничего не знаешь?
– Я знаю достаточно, – насупился Остин, отделяя от серой сосиски небольшой кусочек.
Жуя сою, которая должна была быть похожа на колбасу, Остин приходил к неутешительным выводам. Он знал медиапланирование. Он знал рекламу. Он знал о законах мира. Но, как оказалось, тот мир, что он знал, был мал. Он даже не включал такие вещи, как Старый Аркетт, где все было иначе.
– Так чем ты занимаешься? – Кэш вдруг протянул руку и схватил один из отломленных кусочков сосиски с его тарелки, отправляя себе в рот.
Остин наблюдал за его действиями с большим удивлением. Он даже не нашелся, как прокомментировать это, отвечая на вопрос:
– Я учусь на рекламщика, – сказал Остин, наблюдая, как тот жует. – В университете.
– О, еще и отличник небось.
– А ты? – Остин отвел глаза, ковыряясь в тарелке, стоящей на его коленях. – Ты учишься? Я подумал, что ты учишься и работаешь по вечерам.
Кэш качнул головой и откинулся на локти. Забросив ногу за ногу, пошевелил пальцами в полосатом носке и ответил почти нехотя:
– Нет.
– О.
Наверное, не стоило задавать такой вопрос. Вряд ли Кэш мог пройти на пять бесплатных муниципальных мест от каждой специальности, а деньги… ну, очевидно, что у него не было денег для оплаты дорогостоящего высшего образования.
– Извини.
– За что? Это просто вопрос. – Кэш притих.
Он лежал и смотрел то в стену, то на потолок. Он казался очень занятым тем, чтобы рассматривать все, что угодно, кроме Остина.
– Знаешь, я ведь прошел по баллам.
– Прошел? – опешил Остин.
Ему сложно было представить, что Кэш, нелепый и странный, работающий простым официантом в такой забегаловке, мог быть лучше, чем прочие сотни желающих на вакантные места.
– Ты так удивляешься, как будто я при тебе носок съел, – хмыкнул Кэш.
– Нет, просто… я не понимаю, – Остин положил вилку на опустевшую тарелку. – Если ты прошел по баллам, почему же ты не учишься?
– Где? В университете? – Тот фыркнул так громко, что аж сам подскочил на месте. – Среди таких, как ты? Чтобы все на меня пялились? Как на зверушку в зоосаде?
Он сел, скрещивая ноги и склонил голову, отчего позвонки в его шее хрустнули.
Остин не мог окончательно признаться себе в том, что все еще смотрит на него. Смотрит, как на что-то другое.
Как не мог отрицать, что так сегодня на него смотрели все.
– Тебе понравилось быть зверем здесь? – Кэш вновь приподнял свою подбитую бровь. – В нижнем мире? Так вы его там у себя называете?
– Нет, не так.
Мы о нем вообще не говорим.
Его не показывают по телевидению.
О нем не говорят в университете.
Будто нет его.
– Вот и мне не понравилось бы, когда я… такой… ну… с вашей точки зрения… такой неправильный. Уродец, да?
Кэш махнул на него рукой и прыснул, но смех этот был болезненный.
– Рядом с такими. У вас же лица симметричные. И волосы все одной длины.
– Я вижу, ты тоже меня рассмотрел.
– Как будто я там чего-то не видел. Вы же все… одинаковые.
Слышать такое было обидно.
– Ты думаешь, вы лучше, чем мы? – спросил Остин, пытаясь не показывать эмоций. Раньше ему всегда это хорошо удавалось, но раньше его и не задевали так сильно.
– Мы настоящие.
Сказав эту сакральную фразу, Кэш приподнял подбородок. Он явно гордился этим, чем бы это ни было.
– Мы тоже не игрушечные, – осадил Остин его самодовольство. – У нас, может, ты думаешь, чувств нет? Мы не машины, как вы, – он сделал ударение, – думаете.